История Лондона

Источник:
London by Night

В туманах времени

Никто не может поведать, когда в Лондоне появились первые каиниты, однако острова эти были заселены смертными уже добрую тысячу лет к моменту, когда на в 55 году н.э. на их берегах высадились римляне. Господин мой Митра поведал мне о древних вампирах, пребывающих в Британии уже тогда, когда на эти земли ступил он сам, но не похоже, чтобы кто-нибудь из них уцелел по крайней мере, о ком стало бы известно, или кто возжелал бы поделиться с нами своим знанием. Из анналов Маркуса Веруса нам известно, что здесь обитали Гангрелы, которые (согласно легенде) добрались сюда, преследуя “великого предателя” с Востока. Кто (или что) это был, мне не ведомо, поскольку все мои старания вытянуть сведения из древнего барона Честера были встречены им с враждебностью. Кроме того, в Британии имелось значительное число представителей кланов Бруха и Вентру они оказались здесь, вероятно, следуя за расселением смертных по Европе, либо же наоборот, были согнаны с насиженных мест событиями, происходившими в цивилизованных землях вокруг Средиземного моря.

Одна из легенд, связанных с основанием Лондона, строится именно на этих событиях: она утверждает, что город заложили выходцы из Малой Азии, бежавшие от великой войны, которая уничтожила их родину за одиннадцать столетий до Рождества Христова. Говорят, что народ последовал за своими предводителями на край известного мира и пересек узкое море, чтобы осесть на холодных, но осененных зеленью землях, где они взялись за возвращение себе былой славы.

Основанный город они нарекли Тройя Новантум, или Новой Троей. Мой господин Митра хулит эти измышления, называя их “безосновательными бреднями”, и утверждает, что они более поздняя придумка, разошедшаяся в последние пятнадцать столетий; по его словам, ни о чем подобном в первую сотню лет после Пришествия Христова не было известно, а ведь именно тогда на острова прибыл он сам. Первое же упоминание об этой истории, очевидно, появилось в VI веке н.э. в поэмах Талиесина. Доримское название Лондона Триновантум, согласно Гальфриду Монмутскому пожалуй, придает легенде некое подобие истинности.

Но более вероятной, хоть и столь же умозрительной (если не обращать внимания на топонимы вроде “Лудгейт”) выглядит версия об именовании поселения Каэр Лудд, или “крепость Лудда” каковое пришлые подданные империи переделали в “Лондиниум”. Какова бы ни была истина, история с троянским происхождением города мила сердцам и Сородичей, и смертных, поскольку дает предпосылку к величию Лондона, в последнее время известного как столица огромной империи. Однако же я отвлекся.

Само место, где ныне располагается Лондон, всегда было средоточием силы, значимым как для смертных, так и для сверхъестественных существ. Источники Тауэр-Хилл, Пентон и Тотхилл считались священными у друидов; влекло сюда и оборотней, хотя мне и неизвестно, почему. Примерно в те времена, когда Христос ходил по бренной земле, в отношениях между каинитами Британии и прочими сверхъестественными силами установилось хрупкое равновесие. Однако в 43 году н.э. прибытие римских захватчиков нарушило этот баланс, как и гармонию сил смертных. Правление Рима местные племена терпели, после того как империя подавила первое сопротивление; но в 63 году нападки римлян на кельтское племя иценов, которым правила королева Боудикка, спровоцировали полномасштабное восстание, волна которого обрушилась сначала на Камулодун (который мы ныне знаем как Колчестер), а после и на Лондиниум, откуда бежал римский гарнизон.

Бунт продолжался не только днем, но и ночью: британские оборотни стремились выкинуть вон с островов вторгшихся каинитов-римлян. Атаки Люпинов окончились тем же, что и действия смертных: восстание причинило значительный урон, однако своих целей не достигло. Несколько видных Вентру сгинули в клыках оборотней, но их гибель только подстегнула клан, вызвав продолжительную охоту вампиров на прочих сверхъестественных тварей.

В последующие годы Лондон был отстроен заново и понемногу приобретал все большее значение. Число каинитов и в городе, и в провинции Британия росло; город привлекал множество и молодых, и старых вампиров. Истории об островах разнеслись далеко по всей Римской империи, и многие увидели перспективы продвижения вверх по все еще формирующейся властной структуре города и всей территории. Один такой странник некоторое время спустя станет главной силой на островах и будет править здесь ночами на протяжении почти двух тысячелетий (с перерывом на пять сотен лет, случившимся после падения Рима). Прибыв в Лондиниум, мой господин Митра оказался далеко не самым могущественным каинитом в нем, хотя сам уже разменял первую тысячу лет; частые отлучки с театра кампании не позволили ему сразу собрать все свои силы в кулак. Скорее, его влияние постепенно пропитывало всю провинцию, беря начало в среде солдат: те считали Митру богом войны. Это позволило ему выстроить обширную и крепкую основу своего влияния, которая позже преобразуется в крупнейший домен в Европе. Понемногу в приграничной провинции воцарился мир, и стала расти ее значимость для Римской империи, а с ним и могущество Митры.

Ведя медленную, осторожную игру, состоящую из манипулирования и собственных поступков, Старец очень скоро превратился в фактически тайного хозяина Лондиниума, а через это в повелителя всех каинитов Британии, “первого среди равных”. Его тронным залом стал митреум в Уолбруке цепочка потайных комнат, в эпоху римлян служивших Митре и убежищем, и приемной залой. Князь принимал у себя многочисленных гостей, из которых (по уверениям его современников) самым видным был Биндусара, один из немногих Сородичей, кого Митра полагает равным себе. Имела место также и менее известная встреча чтобы подтвердить ее, потребовались долгие исследования; она произошла в 121 году н. э. меж Митрой и неким господином, явным уроженцем Ближнего Востока. Не вызывает удивления сам факт встречи с выходцем из тех мест: Персия и часть земель, ныне называемых Аравией, входили в состав Римской империи. Однако личность гостя, если б стала известна всем, потрясла бы до основания зарождающуюся группировку, которую позже назовут Камарильей. Как вам известно, Внутренний Круг секты испытывает немалые трудности, принимая Митру таким, каков он есть. Вообразите же, что бы они решили, увидав своими глазами существо гораздо старше нашего князя и исполненное куда большей мощи. А гость Митры был, подобно ему самому сущим божеством, но не просто Старцем. Из надежных уст я узнал, что посетитель этот был не кто иной, как Патриарх да-да, все верно! известный под именем Хаким. По раздобытым мною сведениям, встреча оказалась весьма сердечной и представляла собой что-то вроде философского диспута на неизвестные темы, а по ее окончании Хаким отбыл в сопровождении нескольких Сарацинов в балахонах. С тех пор никто его не видел, и попытки нащупать его след также не имели результата. Был ли это единичный случай неизвестно: как говорится, сор из избы не выносят; однако имело место и еще одно похожее событие, о котором я, с вашего позволения, поведаю позже. Дело в том, что это более мрачное происшествие случилось почти на тысячу лет позднее, и я отложу рассказ о нем до соответствующего момента в моей хронологии.

В этот период времени Лондон сменил роль, из простого порта превратившись в крупный узел государственных дел и художественных проектов. На берегах Темзы вырастали величественные здания, а городские стены римской эпохи, возведенные в 121 году н. э., обозначили границы города почти на тысячу лет. Даже и в наши ночи, на рубеже XX века, фрагменты этих укреплений можно увидеть возле Тауэр-Хилл и Олдерсгейта. Приход к власти “британских” императоров, таких, как Константин, а также скрытое влияние Митры на своих сторонников через культ его имени увеличили могущество князя и расширили его влияние на всю империю. Это, однако, привело к некоторому количеству столкновений по вопросам религии, в первую очередь с кланами Ласомбра и Тореадор. Старания Митры подорвать мощь христианства провалились, однако ему удалось на некоторое время обеспечить терпимое отношение к язычникам. Наследием его усилий стала череда ересей, укоренившихся в Британии, например, пелагианство, процветавшее около V века н.э. Согласно Пелагию, человек изначально являлся хорошим существом, что противоречило общепринятой концепции первородного греха. Ересь последовательно искоренили в среде смертных, однако она имела хождение среди европейских Сородичей вплоть до Реформации в качестве компромиссного верования, которое противник христианства Митра терпел.

Мифы и легенды

Лондон прямо-таки опутан паутиной всевозможных легенд, но самые живучие из них пусть наиболее старые каиниты их и высмеивают это истории о Бруте, потомке Энея, и о Гоге и Магоге.

Первая из этих легенд наилучшим образом изложена в поэме “Талиесин”, датируемой VI веком н.э., а также в “Романе о Бруте” Васа и в “Истории королей Британии” Гальфрида Монмутского. Все три произведения повествуют о похождениях Брута и его сотоварищей после падения Трои, об их бегстве через всю Европу и о приключениях на пути к недавно открытой земле Британии. Лучшим другом Брута, согласно этим текстам, был Кориний, который сразил предводителя великанов, правивших новой островной родиной героев; в некоторых вариантах легенд имя этого гиганта было Гогмагог. Впоследствии Кориний стал правителем западной оконечности острова, современного Корнуолла (вероятно, этот топоним произошел как раз от слов Corineus’s Wall). Сказание также упоминает повелителя Лондона доримских времен, Кунобелина (позже выведенного Шекспиром в своей пьесе под именем Симбелин), а также Артура и Мерлина, что, по мнению моих собеседников, показывает, что в сказках можно-таки встретить, хотя бы и малое, зерно истины.

Другая версия истории о Гогмагоге зародилась уже в эпоху владычества Рима и гласила, что великанов было двое (предположительно, они происходили от распутных дочерей Диоклисиана), и оба были прикованы к воротам одного из дворцов Лондона, охраняя его. В разных версиях эту парочку называют по-разному: то это Гог и Магог, а то Гогмагог и Кориний (отсылка к рассказу о троянцах). Так или иначе, к XVI веку они стали символами Сити, а с 1554 года появлялись в представлениях, устраиваемых лорд-мэром.

Особняком от историй о Гоге и Магоге стоит рассказ о Бране Благословенном. Бран был легендарным королем (иногда его величают даже гигантом или богом), чью голову похоронили под Уайт-Хиллом (на нем стоит лондонский Тауэр), чтобы оградить Британию от вторжений. Согласно некоторым вариантам легенды, голова Брана продолжала общаться с его воинами, даже будучи отделенной от тела, и те, кто беседовал с ней, не ощущали проведенного за разговором времени. По другой версии, голова Брана была убрана из-под Уайт-Хилла королем Артуром с тем, чтобы он сам остался единоличным защитником Британии. Связь между головой Брана и сохранностью Британии все же осталась: она трансформировалась в более современную легенду о воронах Тауэра. Как гласит это предание, если птицы покинут Тауэр, то монархия Британии, а с нею и вся страна, падет.

Уход римских войск из Британии армия отправилась на помощь полководцу Стилихону ослабил власть Митры, поскольку острова покинуло множество его почитателей-солдат. Неясно, было ли это целенаправленным подрывом его мощи, организованным каинитами Рима, или просто явилось побочным следствием решений смертных, хотя мой повелитель как-то выражал уверенность в том, что имел место именно первый вариант. Британия оказалась на задворках мира, и множество молодых каинитов обратили свой гнев против князя, в результате чего по всей стране прокатилась самая настоящая гражданская война, и Лондон оказался в ее центре. Кровопролитие раскололо структуру власти каинитов, и параллельно распались ведомства смертных. Одержав победу, князь Митра все же погрузился в оцепенение, оставив уцелевших каинитов отбиваться от врагов, сражаться друг с другом и разбираться с периодом разрухи, который позже нарекут Темными Веками.

Беспокойные времена

С падением диктата Рима наступил упадок и в экономике Британии, и население покинуло крупные города, предпочтя им меньшие по размеру деревенские поселения. В Лондоне остались лишь самые упорные, те, кто еще помнил его ценность как порта и центра торговли. В покинутых домах появилось бесчисленное количество убежищ, где обосновались вампиры, старавшиеся урвать себе во владение хоть небольшой кусок города; там же укрывались и враждебные потомкам Каина твари например, оборотни, процветавшие в эти времена хаоса.

Гражданская война сотрясала остров, но к 445 году н.э. военачальник Вортигерн сумел установить свою власть над Британией и дозволил оставшимся представителям знати нанимать воинов преимущественно саксов (германцев) и ютов (датчан) для помощи в защите своих владений. По легенде, первыми из таких наемников стали братья Хенгист и Хорса, приплывшие во главе “трех ладей с бойцами” их прибытие попало в хроники как adventus Saxonum. Такие воины, называемые федератами, поначалу хранили верность своим нанимателям, однако вскоре стало очевидно: на троне страны сидели романо-бритты, но истинная власть принадлежала наемным войскам. За службу Вортигерн одарил саксонцев (правда, как раз Хенгист и Хорса были ютами) землями в современном графстве Кент, и те вскоре стали повелевать своими владениями как короли, и даже приглашали соплеменников, оставшихся по другую сторону моря, присоединиться к ним. Все это вылилось в конфликт с Вортигерном, и тот начал военную кампанию, но в конце концов был вынужден уступить Хенгисту (Хорса умер в 455 году) территории, ныне называемые Сассекс и Эссекс (что означает South Saxon и East Saxon соответственно). С новыми “колонизаторами” прибыли и новые каиниты в основном Гангрелы, а также несколько Бруха. Неизвестно, когда именно саксонцы захватили Лондон (который в то время был еще небольшим), но, вероятно, он попал в их руки примерно в конце V века, как раз когда Хенгист получил в дар земли вокруг него.

Попытки решить дело миром с бывшими наемными стражами, а ныне захватчиками, обернулись ничем; легендарное убийство более чем трех сотен представителей знати на мирном собрании, пожалуй, лучше всего отражает атмосферу всеобщего вероломства. Ночью же шли иные драки: саксонские Сородичи старались установить собственную власть, отобрав ее у своих римских и кельтских собратьев. Многие бритты включая вампиров бежали в Бретань (“маленькую Британию”), где им пришлось сражаться против еще одной группы захватчиков, на этот раз франков; кое-кто, правда, остался воевать с саксами.

Первым из таких военачальников стал Амвросий Аврелиан, который при помощи кавалерии и римских тактических приемов сумел на некоторое время сдержать волну саксонских набегов. Его преемник добился еще больших успехов, нанеся захватчикам Англии сокрушительный удар на западе, который отбросил их к самым берегам Северного моря. Этот воин по имени Артурос (или Артур) составил себе весомую репутацию, правда, она была значительно приукрашена в сочинениях Кретьена де Труа и Томаса Мэлори. Рыцарем он, конечно же, не являлся: его сделало таковым тщеславие средневековых авторов; он просто делал то, что требовалось, и был истинным слугой Митры, хоть ему и случилось жить во времена, когда господин наш пребывал в дремоте.

Твердыня Артура, согласно легендам, звалась Камелот, однако ее точное местоположение окутано тайной. Одни полагают, что за этим названием скрываются военные укрепления в Кэдбери, другие указывают на скалистые отроги Тинтагеля или даже на заложенный еще римлянами город Камулодун (его, как я уже писал, мы ныне называем Колчестером); последний в то время достоверно находился в руках саксонцев и потому вряд ли подходит на указанную роль. Некоторые любители старины утверждают, что собственно Лондон и был Камелотом, а несколько Сородичей, заставших те времена, подтвердили, что город на недолгое время был отбит у врагов, а его стены укреплены. Однако же поговаривают и о том, что, как и большая часть легенд об Артуре, Камелот просто миф, выдумка, призванная как-то скрасить последовавшие мрачные ночи.

Установленный Артуром мир не прекратил конфликты между Сородичами, хотя теперь разобраться, кто с кем и из-за чего враждует, стало крайне сложно. Там, где когда-то саксы боролись с бриттами, к концу правления Артура (около 542 года н.э.) уже нельзя было провести четкой линии фронта борьбы вампиров-саксонцев с каинитами-британцами. Итогом стала мешанина доменов, о которой осталось смехотворно мало сведений. Нам известно, что в 597 году Британию посещал Святой Августин, который был принят королем Этельбертом в Кентербери и получил разрешение проповедовать в его владениях. Монастырский собор в этом городе стал центром христианской веры в саксонских землях, но святой пастырь в 604 году основал также престол в Лондоне, выстроив там первый собор Святого Павла. Жители города, правда, не очень-то стремились уверовать во Христа: их языческие корни то и дело давали о себе знать, но в конце концов лондонцы приняли владычество римской церкви. Рост влияния религиозных структур привел на острова новых паразитов, цеплявшихся к пастве Рима Ласомбра и Тореадор; похожие на лоскутное одеяло саксонские земли сдержали их продвижение.

К началу VIII (опечатка в оригинальном тексте IX?) столетия королевства саксонцев окрепли, однако лишь в 779 году Оффа, король Мерсии, был наречен бретвальдой, или повелителем земель всех англов (то есть Англии). Лондон, называемый тогда Люнденвик, оставался незатронутым этим конфликтом: он считался вроде бы независимым портом, номинально находящимся под властью Мерсии, и располагался между современными Сити и Вестминстером. Богатства города привлекало налетчиков-викингов, которые нападали в 842 году и снова в 851. В первый раз атака была отбита, хоть и со значительными потерями, но во втором набеге верх одержали скандинавы они разграбили город, спалив дома саксонцев и убив множество жителей. В кровавой битве бились друг с другом и каиниты; многие приняли Окончательную Смерть или бежали, охваченные Алым Ужасом. Нападавшие ушли, но уже через десять лет вернулись, на этот раз с намерением захватить Мерсию. Около десятилетия город оставался в руках викингов-данов, однако в 883 году Альфред Уэссекский осадил его, а в 886 году вернул во владение своего королевства. Лондон, хоть и находился на границе владений саксов и датчан, уже тогда считался в Англии символом могущества; контроль над ним означал главенство в непрекращающейся борьбе. Обитатели города и каиниты, и смертные осознали свою значимость в мировом порядке вещей, и это самомнение с течением веков лишь росло. И то сказать, в XI столетии именно городской совет Лондона выбирал, на чьей голове окажется корона; идея наследной монархии будет чуждым понятием еще около пятидесяти лет.

Забытые (по большей части) смертными, старые королевства все еще хранились в сердцах Сородичей, и присущие этим землям властные структуры стали основой для системы региональных владений, которые в последующие два столетия превратятся в британские феоды. В будущих ленах понятия “римлянин”, “саксонец”, “кельт”, и “датчанин” уйдут из памяти людей, а на первый план выйдет чувство единения, почти что дружелюбия, зародившееся меж его обитателей. Каинит мог называть себя глочестерцем, лондонцем или подданным Линкольна, а не Сородичем из Англии или Дании, и так ему находилось место в общей властной структуре.

Пожары всегда были постоянной бедой саксонских городов, однако тот, что случился в 959 году, и последовавшая за ним вспышка чумы тяжело ударили по Лондону: в числе прочих строений сгорел собор Святого Павла. Тем не менее город остался в состоянии защитить себя что на свою беду выяснили датские налетчики. К концу X века в Лондоне имелась собственная армия, и он был скорее городом-государством, нежели обычным, несамостоятельным поселением. Однако в 1013 году его оборонной мощи уже недостало, чтобы противостоять данам, и Лондон был захвачен войском короля Свена. Саксонский король Этельред годом позже подступил к городу, сжег Лондонский мост и развязал трехлетнюю войну за власть над всей Англией.

Последним масштабным предприятием саксонцев в лондоне стало возведение нового собора Святого Павла на островке Торни (сейчас этот район носит имя Вестминстер), который позже назовут Вестминстерским аббатством. Его заложил в 1050 году король Эдуард Исповедник, и строительство продолжалось следующие пятьсот лет. Но смерть Эдуарда в 1066 году явилась отправной точкой крутых перемен в судьбах и Лондона, и всей Англии, а их последствия потрясли, в свою очередь, всю Европу. Права на трон заявил Вильгельм, герцог Нормандии, но уже на следующий день после смерти Эдуарда королем был объявлен Гарольд Годвинсон из Уэссекской династии. Гарольд знал, что герцог Вильгельм, скорее всего, постарается захватить корону силой, но он столкнулся и с другой проблемой: его братец Тостиг, решивший вести собственную игру, заключил союз с норвежским королем Харальдом Суровым. Войска норвежцев высадились на побережье Йоркшира; Гарольд отправился на север, чтобы встретить их и в битве при Стамфорд-Бридже нанес им тяжелейшее поражение. Но затем последний саксонский король поспешил вернуть армию на юг: пока он сражался с норвежцами, Вильгельм Нормандский высадился в Сассексе, возле деревни Певенси. Герцог мог напасть на Лондон, однако его советники предложили выждать, позволив и без того уставшей армии саксонцев подойти ближе и оказаться на местности, больше подходящей для действий нормандской кавалерии. Гарольд пополнил в столице свои припасы, но дожидаться подкреплений не стал, вероятно, пытаясь застать нормандцев врасплох, как у него это получилось с Тостигом и королем Харальдом. Однако второй раз тот же фокус не удался, и Гарольду пришлось принять бой в местечке, которое позже назовут Senlac (“кровавое озеро”), хотя ранее оно называлось Santlach (“песчаный ручей”). Результат сражения известен любому выросшему в Англии ребенку: его вбивают малышам в головы с младых ногтей. Трижды захватчики шли в атаку, и трижды их отбрасывали, но в конце концов нормандцы одержали верх над саксонцами. Согласно легенде (которую, правда, высмеивают непосредственные участники баталии например, Валериус), Гарольд пал, получив стрелу в глаз. Его войска побежали, а Вильгельм, выиграв битву, начал новую эпоху покорения Англии.

Чего смертная история не знает, так это свидетельств участия в этой военной кампании вампиров, особенно на стороне нормандцев. Основной силой, двигавшей вперед герцогов с викингскими корнями, был Роальд Змееглазый; он объединил усилия с Джоффри из Кале и Лизоль де Тэн, чтобы вместе раздвинуть пределы своих доменов на слабо управляемую Англию. Их план удался, и так называемый “Триумвират” принялся наращивать свое могущество, манипулируя конфликтами в среде смертных и каинитов, чтобы еще больше укрепить свои позиции. Их поддержка или самоустранение зачастую решали, уцелеет ли домен какого-либо Сородича или же падет под натиском оборотней или других врагов. Тот, кто впадал у Триумвирата в немилость, обнаруживал в своих владениях сражающиеся армии смертных, а на пороге убежища охотников на вампиров.

Нормандцы подступали к Лондону очень и очень осторожно, оставив себе приличных размеров плацдарм перед тем, как захватить сам город. Герцог Вильгельм был коронован на Рождество 1066 года как Вильгельм I и тут же начал возводить укрепления, чтобы прочнее воцариться на троне: он заложил деревянный форт на низком холме к востоку от тогдашнего Лондона (позже холм получит название Тауэр-Хилл). В 1069 1070 годах король отправил армию на север, чтобы “усмирить” население, которое все еще противилось его власти считается, что он принял такое решение по наущению графини Лизоль. Учиненная Вильгельмом резня принесла ему желаемый результат, но имела и другое, непредвиденное следствие, смертельное для Триумвирата: далеко на севере, близ границы с Шотландией, пробудился Митра.

Первая империя

Бывший князь Лондона не стал никуда торопиться: что ему несколько лет, если за плечами уже пара тысячелетий? Он не возвращался в свой город вплоть до 1085 года, все это время накапливая силы на приграничных землях. Но то, что он выяснил, подступив к Лондону, удивило его: Римская империя давно отошла в прошлое, а новые каиниты властители столицы отнеслись к нему враждебно. Они сожгли посвященный Старцу храм, вынудив его удалиться из города, а затем принялись спешно укреплять свое внезапно ставшее шатким положение. С самой незаметной помощью Митры Триумвират скатился в пучину недоверия и мелочных свар: каждый из троицы обвинял остальных в сговоре с бывшим князем ради возвышения. Взаимное недоверие вылилось в небольшую гражданскую войну среди Сородичей, в которой каждый метил во всех прочих, а молодые вампиры старались извлечь выгоду из всеобщей сумятицы. Конфликт зеркалом отразил ситуацию в мире смертных: сыновья покойного Вильгельма Завоевателя затеяли спор за наследство, полыхнувший и в Англии, и в Нормандии. В итоге трон Завоевателя занял Вильгельм Руфус, затем его сменил Генрих I. Когда же наследник самого Генриха погиб при крушении “Белого корабля”, Англия погрузилась в бездну хаоса что днем, что ночью.

Гражданская война между Стефаном [Блуаским], племянником Генриха, и дочерью короля “императрицей” Матильдой (она успела побывать замужем сначала за императором Священной Римской империи, а потом за герцогом Анжуйским) охватила всю страну. Митра и другие амбициозные каиниты использовали эти времена известные как Анархия чтобы усилить свои позиции. Пока смертные соревновались друг с другом за благосклонность благородных господ, Митра заключал сделки с каинитами, повелевающими феодами вокруг Лондона. Война предоставила князю отличный шанс уничтожить своих врагов. Первые сражения периода Анархии привели к Окончательной смерти барона Джоффри (это случилось при Винчестере), а убийство Лизоль де Тэн удалось замаскировать под атаку оборотней. Правление победившей было в борьбе Матильды было кратким и трагичным: после того как ей удалось в 1141 году пленить Стефана возле Линкольна, она взошла на трон, но быстро была смещена народным восстанием. Войска Стефана воспользовались выгодной позицией у замка Фаррингдон, обойдя армию императрицы с фланга, но своей удаче радовались недолго. Вмешательство сына Матильды Генриха Анжуйского Плантагенета оказалось решающим; прибытие его войск на остров в 1153 году заставило Стефана умерить пыл и в конце концов признать его своим наследником. К удовольствию Митры, в сражениях с вновь прибывшей армией погиб Роальд Змееглазый, последний участник Триумвирата, и в 1154 году князь с триумфом вернулся в Лондон. Бароны каинитов согласились с его притязаниями, а благодаря предшествующим договорам заодно признали главенство Лондона, а его правителя своим феодалом. Теперь Митра правил ночами Англии во всех отношениях, а его границы его влияния раздвинулись через владения герцогов Анжуйских до самых Пиренеев.

Земли, объединенные под рукой Митры, стали именоваться Двором Авалона, и это был самый крупный и могущественный домен Сородичей тех времен, хотя мощь нашего господина оказалась не столь всепроникающей, как можно было бы подумать. В похожих на лоскутное одеяло герцогствах Франции правили бал Тореадор, а земли, включенные в состав империи благодаря женитьбе короля Генриха на Алиеноре Аквитанской, противились влиянию Митры, подчиняясь вместо этого Парижу. Князь попытался на некоторое время установить свое первенство и во Франции, однако ему хватало проблем в Лондоне и английских феодах, и он заключил договор с дамой из клана Тореадор, которая объявила земли на континенте своим доменом; наш господин признал ее “королевой Анжу”, подчиненной, пусть и на словах, его княжескому престолу в Лондоне. Сделав это, Митра по большей части выкинул из головы всю Францию, за исключением Нормандии. Подковерная борьба сыновей Генриха, стремившихся свергнуть отца, мало беспокоила князя: хоть королева Анжу Мелюзина и использовала конфликт, чтобы нанести ему удар, однако Митра быстро разобрался с ее прислужниками, и сообщество каинитов продолжило нормальное существование. Князь едва заметил восшествие на трон Ричарда, прозванного Львиным Сердцем. Анжуйские Плантагенеты редко бывали в Англии, а когда наезжали туда, в основном “инспектировали” владения своих вассалов, то есть не сидели в Лондоне; это было весьма на руку Митре, поскольку давало ему огромную свободу действий в манипулировании смертными властями. Удаленный стиль правления достиг апогея как раз при Ричарде: он пребывал на троне десять лет, из которых в Англии провел восемь месяцев. Его постоянные отлучки подстегнули разброд в мире смертных и честолюбие младшего брата короля, Иоанна.

Смерть Томаса Бекета

Много лет назад я имел беседу с Адрианом из клана Тореадор, который некогда был видным и влиятельным сторонником Ереси каинитов на Британских островах до того, как Реформация выхолостила это движение. Он-то и рассказал мне историю Томаса Бекета, который был доверенным лицом и другом Генриха II, канцлером Англии, а после возвысился до поста архиепископа Кентерберийского в память об отношениях, связывавших его с королем. Генрих рассчитывал, что в новой должности Бекет останется безвольной марионеткой, что усилит его влияние на церковь в Англии. Но вместо этого Бекет, как бы прозрев, сложил с себя свои мирские обязанности и стал препятствовать стараниям Генриха преобразовать каноническое право, которое в те времена имело больший вес, нежели гражданское. На практике это означало, что священнослужители могли обходить множество установленных мирскими законами запретов, а за правонарушения получали гораздо более мягкие наказания если их вообще удавалось обвинить в чем-либо. Если вы полагаете, что средневековая знать состояла сплошь из подлецов и жуликов, то вам стоит внимательнее приглядеться к духовенству той же эпохи.

Генрих старался изменить ситуацию, приняв Кларендонские конституции, ограничивающие влияние церкви, и стремился дать короне право защищать свои интересы. Бекет отверг предписания документа, в результате чего и так-то расшатанные отношения между ним и монархом вовсе пошли прахом. Архиепископ отправился в изгнание, но в 1170 году он и Генрих, казалось бы, нащупали некий компромисс, позволивший обоим сберечь остатки гордости. Увы, священнослужитель оказался еще более упрямым, чем полагали в народе, и в последний момент пошел на попятный, что заставило короля изречь (по крайней мере, если верить Шекспиру) свои бессмертные слова: “Неужели никто не избавит меня от этого мятежного попа?” После этого четверо рыцарей вбили себе в голову, что должны “исправить положение”, и отправились в Кентербери, чтобы уговорить архиепископа. Описания дальнейших событий сильно разнятся в деталях. За годы и годы я слыхал, что “святой” Томас якобы принял Обращение, однако Адриан заверил меня, что этого не случилось. Даже Малкавиану пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы поделать что-нибудь с тем количеством мозгов, что растеклись по мощенному камнями полу собора. Генрих, конечно, переполнился скорбью власяницы, паломничества и все такое. Но приказывал ли он совершить убийство прямым текстом? Его супруга, Алиенора, очевидно, подумала именно так, раз уж взялась за грязную работу собственноручно; видимо, решила, что уже довольно. Временами и мы, Сородичи, можем кое-чему поучиться у смертных...

Иоанн заручился поддержкой [знати], раздавая щедрые посулы. Одним из наиболее значимых стало данное во время подготовки мятежа в 1191 году обещание даровать Лондону неотчуждаемое право самоуправления и самостоятельного выбора градоправителя, что фактически превращало столицу в город-государство. Сама идея была не нова; это было скорее признанием давно существующего порядка. Главный принцип заключался в том, что горожане могли сами выбирать себе мэра, и первым на этом посту стал Генри Фитц-Айвин, который занимал должность до 1212 года. Мэр управлял городом совместно с Городским советом (с 1414 года все они заседали в Гилдхолле), а для ведения дел был нанят целый штат чиновников и юристов.

Неумеренное поведение принца Иоанна он, в частности, снова и снова повышал налоги и преследовал тех, кто восставал против его “регентства” привело к народным волнениям, и несколько молодых каинитов (как всегда, это были Бруха, а компанию им составили несколько напыщенных Малкавиан) решили воспользоваться ситуацией. Поначалу эти бунтари нацелились на феоды Линкольн и Кентербери, и их вторжение на протяжении десятка лет истощало ресурсы баронов. В конце концов повелители ленов обратились за помощью к Лондону, и Митра отправил к ним нескольких своих подчиненных. Многие разбойники встретили свою Окончательную Смерть, однако один из самых сильных, некто Робин Лиланд, просто впал в оцепенение на несколько десятилетий. Позже, в XIV веке, он пробудится и станет серьезным шипом в боку князя. А мы вернемся в 1199 год, когда король Ричард погиб, осаждая замок Шалю, и корона уже официально перешла к Иоанну. Прозвище нового монарха Безземельный, так как отец не оставил ему наследства оказалось ужасающе правдивым.

Новые войны

Тем временем на противоположном краю Европы кровавые события Четвертого Крестового похода внезапно изменили правила политики каинитов.

Падение Михаила в Константинополе и новое появление Митры и Мелюзины ознаменовали окончание Долгой Ночи. Началась новая эпоха Война Князей, в которой повелители каинитов восставали друг на друга на фоне хаоса конфликтов смертных. Король Франции Филипп Август организовал Англии крупные неприятности атаки на владения герцогов Анжуйских в Нормандии, Пуату, Бретани и в самом Анжу. А пока человеческие армии сражались днем вернее, герцогские войска отступали или подчинялись власти новых повелителей Сородичи, подданные Плантагенетов и обитающие на анжуйских землях, пытались чуть более воодушевленно (правда, не более успешно) защитить свои домены.

Ночная война продолжалась почти год, но, когда Митра, в безопасности сидевший на троне Лондона, отказался посылать помощь “своим” владениям, многие Сородичи перешли на сторону противника или бежали. Это нанесло ощутимый удар по и без того не гладким отношениям между Митрой и его французскими подданными, а прочим благородным Сородичам передались дурные предчувствия.

Этот первый масштабный кризис власти князя продолжал разрастаться на протяжении нескольких лет, но так и не достиг размаха пике, в которое свалилось правление его смертного “коллеги”. В 1208 году Иоанн был отлучен от церкви, а вся Англия попала под папский интердикт таков был результат нового спора монарха с архиепископом Кентерберийским. Иоанн нашел способ обойти запрет, отписав свое право на трон самому Папе, а затем объявив, что он сам правит Англией как вассал понтифика. Это породило в умах баронов смертных и каинитов определенные мысли, плодом которых стали условия, выставленные главами феодов своим повелителям. Горячие головы, науськанные бессмертной королевой Анжу, то и дело пытались извлечь из сложившегося положения выгоду, в результате чего тут и там в среде вампиров вспыхивали очаги насилия. Митра упредил дальнейшее противостояние, заключив со своими подданными “Договор Роз” каинитский эквивалент Великой Хартии вольностей. Это дало баронам необходимые гарантии, закрепив их власть в феодах и слегка уменьшив влияние князя. Главное положение документа запрещало Митре собирать собственную армию (за исключением небольшой личной охраны), взамен привязав к нему вассалов кого верностью, кого Узами Крови и вменив им обязанность защищать столицу. Преследование собственных интересов не позволяло баронам объединяться против Лондона, а князь искусно манипулировал ими, играя на их взаимной вражде и амбициях; все это продолжалось около полувека, пока новый виток конфликта не заставил обе стороны пересмотреть договор.

Король Иоанн, подписав Великую Хартию, оказался менее удачлив: смертные бароны продолжали бунтовать и в конце концов призвали на помощь войска короля Франции. Несколько видных лондонцев, возмущенных непомерными поборами и еще тем, что монарх постоянно попирал права их города, в 1216 году пригласили Людовика VIII45 занять английский трон. Однако усилия французов по реализации этого плана застопорились уже в Линкольне не прошло и года, а позже смерть Иоанна в Ньюарке лишила Людовика поддержки английских баронов (а заодно и лондонцев). Ему ничего не оставалось, как отправиться восвояси, хотя домой он вернулся значительно богаче, чем был.

Феоды Авалона в викторианскую эпоху

Феоды Англии сложились в Двор Авалона еще в годы Нормандского завоевания: несопоставимые друг с другом территории объединились под эгидой Митры, чтобы сформировать вполне однородный, хоть и несовершенный, вампирский домен. Уэльс, Шотландия и Ирландия стали феодами-спутниками, и их вовлеченность в дела князя и прочих ленов за последнюю тысячу лет изрядно ослабла.

Лондон. Феод Лондона сердце Двора Авалона; здесь расположен домен самого Митры и многие учреждения правительства смертных. Центр феода это, разумеется, Лондон, хотя города Колчестер и Сент-Олбанс, как и окружающие их графства, также имеют важное значение для сообществ людей и вампиров.

Бирмингем. Этот новый феод, созданный из частей Честера, Глостера и Линкольна, появился в период Промышленной революции после того, как территория Уэст-Мидленда густо покрылась фабриками и заводами, а население выросло в геометрической прогрессии.

Уинчестер (Гластонбери). Феод Уинчестера, центр которого формально расположен в Гластонбери, является, пожалуй, самым таинственным в Англии: именно здесь находятся и Стоунхендж, и Эйвбери, и великан из Серн-Эббас. Уинчестер издавна враждует с лондоном; в феоде обитает много Тремеров, а ранее здесь находился престол Мелюзины Анжуйской.

Йорк. Некогда мощный центр духовной жизни, Йорк уступил свое первенство во времена Промышленной революции промышленным центрам Лидсу и Бредфорду. Сородичи, населяющие феод, держатся за свою независимость, которой славились еще в Средние Века.

Кентербери. Значимость Кентербери уменьшилась после Реформации, но этот феод все еще остается важной частью Двора Авалона, духовным центром и опорным пунктом торговли с континентом.

Ньюкасл (Карлайл). Как многие северные домены, этот феод за последние два столетия сменил свой характер. Здесь все еще много сельских территорий, однако центр сместился теперь в Ньюкасл, к месту добычи руд и предприятиям тяжелой промышленности, главным образом верфям.

Манчестер/Ливерпуль (Честер). Пусть Бирмингем второй город в Англии после Лондона, однако растущие промышленные центры Манчестер и Ливерпуль уже стали главными соперниками столицы, а их экономическая мощь городам юга может только сниться. После того как Гвинедд пал под натиском Эдуарда Длинноногого, этому феоду подчиняется и большая часть Северного Уэльса.

Эксетер. Из всех феодов эксетер менее всего изменился за столетия как был, так и остался деревенским доменом, где Сородичам викторианской эпохи ловить нечего.

Северн (Глостер). Домен Глостер (переименованный в Северн) включает в себя земли, ранее бывшие частью Уэльского двора (Дехейбарта); они были собраны в один сверхдомен после бесчинств Уильяма Билтмора в 1850-х годах (о чем я еще расскажу позже).

Линкольн. Линкольн с трудом пытается переварить все перемены новой эпохи, хотя несколько его городов и превратились в крупные промышленные центры. Правда, пока что процветает лишь Ноттингемшир, тогда как Линкольншир это в основном деревни и села.

Норвич. Феод Норвич долго находился под властью анархов и имеет мало шансов воспринять перемены последних веков. Здесь тоже кругом сельская местность, а городов немного.

Поуис. Единственный уцелевший феод Уэльса стал вотчиной оборотней. Эти дикие земли мало что способны предложить Сородичам.

Глазго. Раскол между лидерами Эдинбурга, случившийся в 1824 году, привел к образованию домена Глазго, сложившегося вокруг фабрик на берегах залива Клайд. Однако его все еще раздирают внутренние дрязги.

Эдинбург. Столица британских Тореадор, Эдинбург растерял свою мощь после объединения Шотландии и Англии в единое государство, управляемое из Лондона. Тем не менее он остался крупнейшим центром культуры и образования.

Ольстер. Самый упорный сторонник Лондона из всех ирландских феодов, процветающий от связей с Глазго и Ливерпулем.

Коннахт (Дублин). Центр оппозиции владычеству Лондона в мире смертных. Это единственный город в Британии, чьего повелителя Митра признает независимым князем.

Тореадор постарались использовать конфликты смертных так, чтобы узурпировать трон Митры, однако охрана князя и армии, подошедшие из феодов, уберегли Лондон от атак; нескольких влиятельных членов мятежного клана в назидание остальным выставили на солнце с колами в сердце. Единственное, чего добились Тореадор так это того, что каиниты сплотились вокруг князя. Точно так же и смертные бароны объединились, поддерживая девятилетнего короля Генриха III; Митра же сделал неожиданный ход он объявил, что любой каинит, кто попытается как-либо воздействовать на мальчика, ответит перед ним лично. Обращаясь ко всем, князь, конечно, адресовал послание Мелюзине Анжуйской, чью руку он видел за попыткой оспорить его первенство. Эта дама, утвердившись в позиции главы феода Уинчестер, действовала наиболее открыто из всех, хотя остальные тоже плели интриги против князя. Митра же, встревоженный вероятным негласным союзом Мелюзины с Тремерами, обитавшими в ее домене, выставил всех членов этого клана из Лондона и осудил их присутствие в Англии. Условия Договора Роз мешали князю ослабить позиции Мелюзины, а его действия лишь способствовали росту недовольства его правлением. В 1249 году напряженные отношения между каинитами вылились в тихую войну: феоды Йорка, Карлайла и Уинчестера восстали против притязаний Митры на абсолютную власть. Ко всеобщему удивлению, клан Тремер воздержался от участия в конфликте они не желали открытой вражды с Лондоном, а Меерлинда вообще запретила своим собратьям организованное противодействие князю. Она понимала, что ответный удар на подобные шаги оказался бы катастрофическим, и отразить его была не готова.

Бароны-каиниты бунтовали еще некоторое время, пока Митра не избрал менее конфликтный стиль правления феодами, однако северные территории использовали проблемы смертных, назревавшие с момента подписания Великой Хартии вольностей, чтобы вновь разжечь конфликт в ночи параллельно с борьбой людей. Незрелость короля Генриха привела к появлению Оксфордских провизий, которые еще сильнее расширяли возможности баронов, одновременно ограничивая власть монарха; король и его сын Эдуард, скрепя сердце, были вынуждены с ними согласиться. Составленные позже Вестминстерские провизии, которые обязывали баронов соглашаться с реформами от имени своих арендаторов, были приняты с куда меньшей радостью.

Битва титанов

Прибытие на острова еще одного богоподобного существа поначалу осталось незамеченным; склонность этой “темной лошадки” действовать при свете дня позволяла ей избегать встреч с каинитами. Летом 1212 года несколько новообращенных вампиров бесследно исчезли, и хотя их сиры подали прошение Митре, сделано было мало. Наш господин понимал, что такие вот “случайности” неизбежное следствие Войны Князей. Однако когда число исчезновений возросло, он все же поручил своему военачальнику Этельвульфу расследовать это дело. Этельвульф быстро убедился в том, что все пропажи случились в разгар дня, а значит, практически никто из вампиров не мог бы этого сделать. Преступник пробирался в убежища жертв и вытаскивал их на солнце. Смертные агенты военачальника вскоре вычислили убийцу высокого, смуглого мужчину с одним глазом но, подобравшись к нему, потерпели поражение и едва унесли ноги сами.

У Этельвульфа в голове созрел план, как получить преимущество в драке с нахалом: он задумал навестить преступника ночью в его логове. Первая часть этого замысла удалась, но вот дальше Гангрел обнаружил, что, несмотря на все его умение сражаться, смуглый человек оказался сильнее. Военачальник бежал, желая укрыться в убежище Митры. Незнакомец же, затаившись, последовал за ним и впервые встретился со Старцем хозяином атакованного домена. В отличие от своего слуги, Митра слыхал сплетни об этом существе, темнокожем мстителе, и мир между ними был невозможен. Это был сам Гор Бессмертный, едва ли не равный по могуществу князю, если не сильнее его.

Полагаю, такое зрелище битву двух существ, подобных богам стоило бы увидеть своими глазами. Митра оказался сильнее, но Гор быстрее. Они пронеслись по всему городу, опустошив и разрушив некоторые его районы и став причиной большого пожара; то один, то другой попеременно брал верх. Наконец они достигли лондонского Тауэра, оборонительные сооружения которого стали значительно мощнее со времен короля Ричарда, и продолжили сражение на берегу Темзы, там, где сейчас находится ТауэрХилл. Лишь наступление рассвета заставило двух воинов разойтись: Митра спасался от лучей солнца, а Гор искал, чем бы подкрепить силы он был невероятно могуч, но все же мог умереть. Оба поклялись в том, что битва не окончена, и разошлись своей дорогой. Убийства вампиров еще случались на протяжении нескольких месяцев, но гораздо реже; бдительность каинитов осложнила Гору его задачу, и в конце концов полубог покинул Лондон, сосредоточив силы на Последователях Сета, потомках его родного дяди.

Когда в 1263 году противостояние между королем и баронами вылилось в открытый конфликт, Лондон встал на сторону последних. Это разгневало принца Эдуарда, который стал пользоваться любой возможностью, чтобы унизить город и его представителей при дворе; это стоило монарху и его наследнику поражения в битве при Льюисе в следующем году. Бунтовщикам во главе с Симоном де Монфором удалось захватить Эдуарда в плен, после чего де Монфор стал фактическим правителем Англии. Принцу, однако, удалось бежать, и в 1265 году он сначала одержал блистательную победу при Кенилворте, а чуть позже, в Ившеме, убил лидера повстанцев. Генрих доверил сыну текущее управление страной, но это лишь способствовало продлению конфликта до 1267 года, поскольку суровая внутренняя политика Эдуарда только отталкивала от него и баронства, и Лондон. В 1268 году принц встал под знамена с крестом, отправившись в Святую Землю; возвращаясь домой из-под стен Акры, он узнал о смерти отца. Удивительно, что бароны приняли переход короны к Эдуарду без ропота; его выбор советников и смягчившийся с годами нрав помогли залечить раны гражданской войны. Большая часть правления Эдуарда оказалась благоприятной для Лондона и всего королевства; он также претворил в жизнь несколько конституционных реформ, призванных сплотить страну и упрочить законы. Статут Винчестера содержал положения, призванные поддержать общественный порядок, а другие указы касались торговли и работы государственных учреждений. Эдуард стал первым королем, который активно пользовался решениями парламента: этот институт появился в последние годы правления его отца и с тех пор стал краеугольным камнем всей политической структуры Англии, а заодно инструментом, с помощью которого могущественные вампиры через смертных пешек продвигали свои идеи. Король стремился также укрепить феодальную структуру, которая начала было слабеть, однако его усилия оказались не просто напрасными, они даже возымели обратный эффект, приблизив конец феодализма и начало подлинного единства нации.

В среде Сородичей перемены оказались невелики, однако сам факт восстания показал, что феоды не станут сидеть сложа руки, пока Лондон и Митра лично стараются подмять под себя всю Англию. В качестве превентивной меры князь расширил Тайный Совет группу благородных каинитов, чьи советы выслушивал так, что в его состав вошли все бароны феодов Англии. Кроме того, он пригласил к своему двору представителя Бордо, после чего Тайный Совет больше стал напоминать Большой Совет, куда входили все лидеры-каиниты Британии; отличие состояло лишь в отсутствии послов Шотландии, Уэльса и Ирландии. Такое положение дел просуществовало вплоть до Великого Восстания, случившегося в середине XVII века.

Многие каиниты Лондона наблюдали за переменами отстраненно и высокомерно, полагая, что реформы вскоре закончатся и управление страной вернется к феодальной системе. Более старые и опытные вампиры, такие, как сам князь, вовсе не были в этом убеждены. Они знали, что феодализм относительно новой явление в политике, по крайней мере, в сравнении с демократией; однако же когда некий молодой Бруха заикнулся о том, что парламентская система подошла бы и Сородичам Лондона, результат оказался предсказуем: пролилась кровь.

Митра восхищался военными походами короля Эдуарда и даже на время покидал Лондон, чтобы ознакомиться с Валлийскими кампаниями 1270-х и 1280-х годов; на хозяйстве в столице оставался сенешаль Томас Камден. Войска Эдуарда напомнили князю события тысячелетней давности, когда римские легионы сражались против кельтов за твердыни на острове Мона (Англси). Следующие походы короля во Францию, а затем в Шотландию против Уильяма Уоллеса и Роберта Брюса, понравились Митре уже куда меньше аристократическая натура короля была слишком схожа с характером самого князя, чтобы эти двое комфортно сосуществовали рядом. Вместо этого Митра вернулся в Лондон, где и оставался вплоть до прихода Черной Смерти. Эта болезнь, опустошившая в середине XIV столетия Англию (да и всю Европу), появилась в Лондоне в 1348 году. Она унесла в могилу более трети населения города. К ужасу Сородичей выяснилось, что они не вполне защищены от этой разновидности чумы, и несколько новообращенных вампиров пали ее жертвами. Митра почувствовал, что несколько отпустил вожжи в деле правления лондонскими вампирами к примеру, к концу XIII века в столице обустроили себе убежища несколько Тремеров и Сетитов и стал вновь утверждать свое главенство, действуя эффективно и безжалостно. Князь повыгонял из Лондона и Колдунов, и Змеев, обвинив оба клана в распространении чумы, а также установил суровое наказание для тех, кто, прибыв в город, не озаботился ему представиться. Повелитель выпустил пар, но его решения не смогли унять Черную Смерть, и от заразы по-прежнему погибали как смертные, так и вампиры. Самым видным из погибших подданных Митры стал Ричард де Уорд, мастер шпионов князя, подхвативший болезнь в процессе Обращения некоего умирающего от нее монаха.

Начало новой эпохи

Столетняя война, продолжавшаяся с 1337 по 1453 годы, стала плодом усилий смертных правителей [Англии], приложенных к возвращению территорий, веком раньше потерянных Иоанном Безземельным. Несколько Сородичей с авантюрной жилкой последовали за армией англичан на континент; больше всего их интересовали Французская и Кастильская кампании принца Эдуарда по прозвищу Черный, воинственного сына Эдуарда III. Митра не одобрял подобного лихачества и ненужного риска, не желая провоцировать конфликт с французскими каинитами. Противостояние в войне то утихало, то снова вспыхивало по мере того, сколь сильно его участники отвлекались на внутренние проблемы воюющих государств (например, на народное восстание 1381 года в Англии).

Волнения крестьян были вызваны тяжким подушным налогом, однако участники бунта выражали еще и общее недовольство, охватившее простой народ после ухода Черной Смерти. Численность работоспособного населения сильно упала после эпидемии, а работа никуда не делась, и многие люди ощущали, что власть имущие недооценивают их труд. Статут о работниках, изданный в 1351 году, стал попыткой зафиксировать максимальный размер жалованья, выплачиваемого человеку. Целью восставших был Лондон, к которому бунтовщики, возглавляемые Уотом Тайлером и Джеком Строу, подступили в июне. Королю Ричарду II ничего не оставалось, кроме как пойти на переговоры. Он лично встретился с Тайлером и еще несколькими предводителями повстанцев в МайлЭнде и согласился с их требованиями о послаблениях в ограничении торговли и об отмене крепостного права. Тем временем другая толпа бунтовщиков, ворвавшись в лондонский Тауэр, убила лорда-канцлера и лорда-казначея. После переговоров в Майл-Энде Тайлер был предательски убит, однако королю удалось уговорить восставших разойтись. Как только кризис миновал, все обещания, данные монархом, были благополучно им позабыты.

Помощь повстанцам оказывали несколько вампиров Бруха, которые желали одновременно ослабить власть короля и подорвать влияние князя Сородичей. Главным зачинщиком был Робин Лиланд тот самый разбойник, что возглавлял бунты Бруха в конце XII века. Увидев огромный потенциал в любовнице Тайлера, Патрисии Болингброк, он выкрал девушку и Обратил ее. В память о своем смертном возлюбленном она взяла его имя в качестве псевдонима и позже стала видным деятелем движения Анархов. Патрисия недолго оставалась подле Лиланда, помогая ему в борьбе со знатью Сородичей и поддерживая крестьян, но неудовлетворенность достигнутыми результатами заставила ее покинуть Англию. Лиланд же продолжил борьбу, уничтожив нескольких высокопоставленных вампиров; он также сильно осложнил жизнь знати каинитов, без конца подогревая недовольство народа. Он сделал ставку на ересь лоллардов и способствовал распространению учения Джона Уиклифа, особенно напирая на три его пункта: неверие в пресуществление плоти, убежденность в развращенности духовенства и необходимость перевода Библии на английский язык (чтобы всякий мог прочесть Священное Писание). Генрих IV, взошедший на трон в 1399 году, к ересям относился нетерпимо, и попытки Лиланда мутить воду встретили суровый отпор. В 1401 году был принят закон “О сожжении еретиков” (De heretico comburendo), позволявший отправлять инакомыслящих на костер, и мученическая смерть нескольких лоллардов привела к очередному восстанию, которое было жестоко подавлено. Игнорируя суровые законы, направленные на его людей, Лиланд тем не менее втайне аплодировал практике сожжения на кострах как типу казни ведь этого Сородичи боялись даже больше, чем смертные.

Именно в этот период гильдии, хоть и существовавшие еще со времен владычества саксонцев, стали играть все более важную роль в политической жизни Лондона. Деньги были равнозначны власти и влиятельности, и потому убыль трудоспособного населения в период разгула Черной Смерти повысила значимость гильдий. Несколько раз их экономичекая мощь позволяла даже определять состав Городского совета, а в 1397 году Ричард Уиттингтон, член гильдии торговцев шелком и бархатом, был избран лорд-мэром столицы, и годы его пребывания на этом посту обросли многочисленными легендами. Тайком от Митры Тремеры, несмотря на изгнание из Лондона, с середины XIV века поддерживали контакты с гильдиями, надеясь с их помощью низвергнуть монархию, а с ней и князя.

Тайный совет

Право насаждать исполнение Традиций в Лондоне и Дворе Авалона остается исключительно в руках самого князя, однако попытки пользоваться этим правом без оглядки и не загадывая хотя бы на шаг вперед были бы равносильны самоубийству. Поэтому за последние восемь столетий князь собирал советы самого разного состава; их члены предоставляли ему информацию и свои мнения о происходящем в стране, но сами решений не принимали. Наиболее известным из таких собраний стал Тайный Совет, первоначально составленный из баронов Линкольна, Йорка, Карлайла и Кентербери, а также представителей Бордо.

В 1260-х годах в Совет были допущены все бароны Англии, которые вместе с представителями провинций до той поры входили лишь в игравший на вторых ролях Большой Совет. Расширение Совета было хитрым замыслом Митры, направленным на ослабление преимуществ его оппонентов и одновременно на усиление его собственных позиций. Новый состав собрания позволил всем Сородичам-баронам получить доступ пред очи князя, но притом сделал весьма трудной или даже невозможной задачу взять над правителем верх. Законы Крови содержали положение о том, что Совет забирает княжескую власть в свои руки лишь в том случае, если подобное решение будет принято единогласно; в то же время влияние Митры на некоторых членов собрания через Узы Крови (или косвенно через воинский культ) гарантировало, что такого никогда не случится. Тем не менее Тайный Совет стал проводиться ежемесячно ради обмена информацией и превратился в основу правления [феодами] вплоть до восшествия на престол Елизаветы I. К тому времени бароны осознали, что организация, как старый пес, растеряла все зубы, и присоединились к поднятому Бруха бунту против установившегося порядка. Это Восстание, прозванное Великим, совпало по времени с гражданскими войнами смертных в середине XVII века и в итоге привело к роспуску Тайного Совета. Это событие, в свою очередь, вкупе с Промышленной революцией, вылилось во все большую децентрализацию власти в последующие столетия.

Несмотря на то, что Двор Авалона не только уцелел после гражданских войн, но и сохранился до наших дней, по сути своей он лишь нечто большее, чем реверанс вежливости в сторону системы ленов, и не являет собой какоето реальное представительство. Многие феоды едва признают его существование, особенно те, чьи коммерческие и промышленные центры стремительно выросли за последние два столетия, их повелители склоняются перед князем Лондона только на словах. Кое-кто из благородных каинитов даже осмеливается величать себя князьями, хотя, как показал пример Уильяма Билтмора, не всем это сходит с рук. После формирования Шабаша термин “барон” мало-помалу вышел из употребления, хотя и британские Сородичи, и анархи используют его, подразумевая под ним одно и то же: самый влиятельный вампир в городе (или же, как Британии в феоде). И все же децентрализация изменила самую структуру сообщества каинитов на Британских островах; наш повелитель, по-видимому, об этом не догадывается, и это, увы, способно разочаровать его или даже привести к гибели.

Законы Крови

Еще до создания Камарильи английские Сородичи называли Традиции Каина “Законами Крови”. Наш господин Митра использовал свое положение самого могущественного вампира Британии, чтобы, сочетая Традиции с законами смертных, составить список четких и недвусмысленных правил, регулирующих существование Сородичей в Англии и на других подвластных ему территориях.

Небольшие прегрешения, например, поступки вопреки Традициям Домена или Гостеприимства, обычно караются штрафами (которые называют еще “кровавой десятиной”, уплачиваемой барону соответствующего феода) или, возможно, наложением Уз Крови. Более серьезные проступки попрание Традиций Потомства или Ответственности способны навлечь на голову виновного изгнание или Кровавую охоту. Наконец, преступления против Традиций Тишины (ее позже назовут Маскарадом) или Уничтожения обычно ведут к самым строгим наказаниям, Кровавой охоте или немедленной казни; правда, небольшие нарушения Маскарада влекут не столь тяжкие последствия.

Создание Камарильи мало повлияло на содержание Законов Крови были внесены лишь некоторые поправки, позволившие привести их британскую версию в соответствие с общепринятым толкованием Традиций. Однако Сородичи Британии отличились еще в одном: они одни обладают письменной версией Традиций, и именно этот документ применяется в повседневном еженощном существовании, вместо того, чтобы полагаться на абстрактные, бездумно заученные наизусть концепции. Как следствие, на всей территории островов наблюдается единообразие трактовки Законов, и определения нарушений каждой Традиции в Лондоне будут мало отличаться от таковых в Дублине, поскольку в обоих городах станут ссылаться на один и тот же писаный текст. Формализм, сопровождающий церемонии на всей территории островов, также берет начало в Законах Крови. Это уже не просто Традиции Сородичей, это еще и английские традиции.

В 1455 году начались так называемые Войны Роз серия династических конфликтов между домами Йорков (чьим символом была белая роза) и Ланкастеров (на их гербе роза была красной). Обернувшееся катастрофой правление короля Генриха VI Ланкастера побудило дом Йорков выдвинуть своего главу, герцога Ричарда, на пост регента, что привело к цикличной борьбе за власть. В 1461 году Эдуард Йоркский был провозглашен в Вестминстере королем, однако долго в этой роли не продержался. К 1469 году уже внутренние распри между Йорками привели к новому витку борьбы за трон. В одном из сражений Эдуард был пленен, но сумел бежать; сторонники Ланкастеров сместили его с престола и вынудили бежать в Нидерланды. В 1471 году Эдуард вернулся и нанес Ланкастерам поражение в местечке Барнет, что к северу от Лондона. Генрих VI был пленен и заключен в Тауэр, где и умер в мае того же года. Таким образом Эдуард IV закрепился на троне и мирно правил до самой смерти в 1483 году; престол унаследовал его девятилетний сын Эдуард V, регентом при котором стал его дядя Ричард, герцог Глостер.

Регент, однако, был человеком, полным амбиций; он склонил различные группировки на политической арене Англии к той мысли, что юный Эдуард был возведен на трон бесчестно, а посему законным правителем является сам Ричард. Общество вняло этой идее, и герцог 26 июня был объявлен королем. Эдуард V и его младший брат были помещены в лондонский Тауэр, но уже в августе бесследно исчезли из своих тюремных покоев. Ходили слухи, что новый монарх умертвил собственных племянников; это привело к череде бунтов, кульминацией которых стала битва при Босворте летом 1485 года. В ней силы Ланкастеров, возглавляемые Генрихом Тюдором, графом Ричмондским, оказались в меньшинстве, однако предательство нескольких могущественных дворян предрешило участь Ричарда III и уничтожило его шансы на победу. Генрих Тюдор стал королем Генрихом VII, и для того, чтобы прекратить спор между Йорками и Ланкастерами, заключил брак с дочерью Эдуарда IV [Елизаветой]. Так зародилась династия Тюдоров. Через сто лет Уильям Шекспир увековечит имя Ричарда III в одноименной пьесе, которая нескромно прославляла правящую династию и раз и навсегда определила отношение читателей к поверженному королю.

Хоть Война Роз и была конфликтом смертных, однако кое-кто из бароновкаинитов северных земель воспользовался им, чтобы свести собственные счеты и заново обсудить свои отношения с Лондоном. Князь отправил своего военачальника Этельвульфа, чтобы тот разобрался с восстанием и защитил толькотолько установленный Маскарад. Саксонец встретился с вампирами-бунтарями, которые сопровождали армию смертных, возле Барнета, всего в нескольких милях к северу от Лондона. Что произошло дальше, доподлинно неизвестно, но накануне сражения людских армий Этельвульф встретил Окончательную Смерть от рук Натаниэля из Карлайла. Разгневанный убийством своего подручного, Митра лично повел свой отряд на каинитов, поддерживающих Ланкастеров. Натаниэль и его приятели были оставлены под лучами солнца на Хадли-Грин, как предостережение всем, кто осмелится оспаривать власть Митры в его собственном домене.

Митра и Камарилья

Несмотря на то, что мелкая подрывная деятельность была основным занятием многих английских Бруха на протяжении более чем двух столетий, Бунт Анархов потряс и князя, и его верных сторонников. Убийство через диаблери, совершенное над Хардештадтом, который временами был союзником, но порой становился и врагом, заставило князя всерьез озаботиться собственной безопасностью, усилить личную стражу и укрепить защиту собственного убежища. В 1394 году этот самый Хардештадт, Вентру по крови, предложил создать “сообщество вампиров”, которое бы помогло лучше скрывать их существование от смертных. Поскольку в Англии Инквизиция была слаба и не имела такого влияния, как на континенте, Митру подобное предложение оскорбило; он объявил, что никогда не станет “шмыгать в тенях”. Однако Бунт Анархов, бушевавший все XV столетие, побудил князя переосмыслить свою позицию, хотя он все так же предпочитал силу и пренебрежение, нежели обман и скрытность. Митра в резкой форме отказал посланцам кланов Тореадор и Вентру, которые после собрания 1486 года уговаривали его поддержать их начинание, поэтому его и всех английских Сородичей не включили в ряды новорожденной секты Камарильи.

Поэтому для участников собрания стали некоторым сюрпризом слова Томаса Камдена, сенешаля Митры, который от имени своего господина объявил, что принимает основные концепции и ограничения Камарильи. Вероятно, князя убедило недавнее диаблери над Патриархом клана Ласомбра или та же судьба, предположительно постигшая Хардештадта. Возможной причиной могли стать некие собственные интересы Митры или деятельность анархов в Англии. Так или иначе, Лондон стал одним из городов Камарильи, а ее Традиции и правила обязательными для обитающих в нем Сородичей. Сам Митра, однако, так официально и не принял принципов организации, хотя сам действует, как правило, в их рамках. Как следствие, он никогда не пользовался полным доверием Внутреннего Круга секты (что, впрочем, не очень-то его беспокоило). Интересным следствием позиции князя стало то, что и сторонники Камарильи, и анархи посчитали Англию нейтральной территорией, когда пришло время выбрать место для встречи, окончившейся подписанием Договора Шипов. Это событие, положившее конец Бунту Анархов, произошло возле деревни Силчестер.

Следующее столетие стало временем небывалого прогресса и в Лондоне, и во всей Англии. В 1509 году Генриха VII сменил на троне Генрих VIII, и в стране в свои права вступило Возрождение. Чуть ранее, в 1476 году, Уильям Кэкстон привез и установил в Вестминстере печатный станок. Это новшество заинтриговало Сородичей, которые принялись вслед за богатыми купцами приобретать печатные издания на самые разные темы. Образованность и утонченность стали одним из главных аспектов лондонской не-жизни, и в убежищах многих состоятельных вампиров появились библиотеки.

Молодой король Генрих VIII был крепко сложенным мужчиной и любил активные развлечения вроде охоты, чем напоминал Митре самого себя. Временами князь сопровождал монарха в его занятиях, представляясь благородным отпрыском мелкого дворянского рода (что некоторые расценивали как нарушение Маскарада). Отношения Генриха с Томасом Уолси напоминали отношения Митры с сенешалем Камденом: оба правителя беззаветно доверяли своим помощникам. Убийство Камдена в 1514 году, совершенное Джованни, чрезвычайно разгневало князя: он лично уничтожил уцелевших убийц, а их останки использовал в ритуале, создав с их помощью оберег для крипты Камдена. Пост сенешаля занял Герцог Эмбер дитя самого Митры, который в течение последующих нескольких десятков лет менял город по своему вкусу.

Судебные процессы над ведьмами

Страх перед ведьмовством был распространен в Англии еще со времен Средневековья, но обязанность уличать в этом злодеянии и карать за него всегда лежала на плечах церкви и регулировалась законами о ереси и еретиках. В 1542 году, однако, в стране был принят первый Акт о ведьмовстве, запрещавший подданным быть ведьмами либо общаться с таковыми. Этот документ послужил в некоторой степени сдерживающим средством, но большинство тех, кто подходил под определение “ведьмы”, просто ушли в подполье и с того времени практиковали свое ремесло в тайне. Второй закон, датируемый 1563 годом, ужесточил ограничения и наказания, однако самым известным стал третий акт от 1604 года, появившийся в правление Якова I. Пользуясь положениями этого документа, власти отправили на костер, повесили, утопили или казнили иным способом многих ведьм. Истерия достигла своего пика в середине XVII века, во времена Гражданской войны, когда свою карьеру сделали предприимчивые субъекты вроде Мэтью Хопкинса, который, назвавшись “главным охотником на ведьм”, прославился выслеживанием и расправами над обвиненными в колдовстве в Восточной Англии в 1640-х годах.

Несмотря на то, что идея принятия законов против ведьмовства была подкинута смертным не Митрой, князь использовал Хопкинса и подобных ему деятелей, дабы преуменьшить могущество клана Тремер (которых, как он ошибочно полагал, судебные процессы подкосили); он подкидывал охотникам тонкие (а иногда и толстые) намеки на то, где следует искать Колдунов и их прислужников. Хопкинса, однако, быстро развратили влияние и богатство, которые сопутствовали его работе, и он принялся подделывать и фабриковать свидетельства виновности своих жертв, чтобы получить свое жалованье с городов, которые он якобы “очищал” 20 шиллингов за ведьму. Его испытания состояли, к примеру, в том, что связанного обвиняемого бросали в воду: если тот тонул, то признавался невиновным (но погибал), если же выплывал, то тем самым подтверждал свою вину. Кроме того, Хопкинс искал у подозреваемых “метку дьявола” дефект кожи, нечувствительный к боли; это делалось с помощью выдвижного шила обвинения в адрес того, кто не чувствовал боли, считались доказанными. По иронии, в 1647 году Хопкинсу пришлось на собственной шкуре испробовать испытание водой. Он выплыл и был приговорен к смерти.

Ненависть к ведьмам вместе с английскими колонистами попала в Северную Америку; в Новом Свете кульминацией стали Салемские процессы над ведьмами 1692 года. Положения Акта о ведьмовстве 1604 года были отменены королем Георгом II в 1736 году, а смертная казнь за подобные преступления заменена тюремным заключением или позорным столбом. Предшествующие законы, однако, оставались в силе до 1951 года, хотя в конце XIX столетия они по большей части игнорировались из-за огромного интереса людей ко всему оккультному. Тем не менее какой-нибудь беспечный вампир вполне мог быть обвинен в колдовстве и понести соответствующее наказание; если же он выберется из такой переделки, то сразу столкнется еще и с гневом князя или сенешаля. Собственно позорный столб представляет собой небольшой риск для каинита, но вот освещающие его солнечные лучи, конечно же, приведут свой огненный приговор в исполнение. Наверное, так и объясняется чудесное исчезновение из колодок нескольких ведьм.

Рассудок, религия и революция

Эмбер, получивший Обращение в один из периодов бодрствования князя в первую его тысячу лет, был честолюбивым и расчетливым политиком, чьей тайной целью было присвоить домен сира. Митра, однако, был предупрежден Камденом насчет своего потомка, и весьма настороженно относился к его продвижению. Пребывание Эмбера в должности сенешаля ничем особенным не запомнилось, однако он все же сумел перенаправить деловые интересы клана Вентру на новые торговые вложения. Митра же увидел в растущем богатстве купеческого сословия следы манипулирования Тремеров и потому постарался обезопасить себя, расширив собственную сферу влияния. Новым полем битвы Сородичей стал Парламент, но на этот раз масла в огонь подлили Бруха.

Бурное правление Генриха VIII ознаменовалось его разрывом с Римом, в результате чего была основана Англиканская церковь с правящим монархом (то бишь, с самим Генрихом) во главе. В отличие от прочих проявлений Реформации в Европе перемены в Англии были продиктованы исключительно политическими и династическими причинами. Папа Римский отказался дать Генриху дозволение аннулировать его брак с Екатериной Арагонской. Сделавшись главой церкви, король был волен сделать это сам. Но если Генрих просто намеревался сбросить тяжкое ярмо католицизма, то его наследник Эдуард VI объявил о протестантской реформе, а поддержал его в этом Томас Кранмер, священнослужитель и сторонник преобразований. Когда в 1553 году Эдуард умер, на трон взошла его сводная сестра Мария. Ярая католичка, она своим жестоким преследованием протестантов заслужила прозвище “Кровавая Мэри”. Кранмер в числе многих других был сожжен на костре как еретик (правда, ему в вину ставили не только новое вероисповедание, но и то, что он поддерживал протестантку леди Джейн Грей в ее притязаниях на трон). Мария даже подумывала об устранении своей сводной сестры и наследницы Елизаветы, также сторонницы англиканства. Но когда в 1558 году Мария умерла, и Елизавета, взойдя на престол, протолкнула (несмотря на сопротивление некоторых дворян) очередной Акт о единообразии, который был призван установить равновесие между католичеством и протестантизмом. В 1580 году Папа Римский Григорий XIII даже одобрил идею убийства королевы, правда, многочисленные попытки сделать это провалились. Усилия испанцев по свержению Елизаветы также ни к чему не привели, и в XVII век Англия вступила как протестантское государство, хотя англиканство не было преобладающей религией вплоть до воцарения в 1688 году Вильгельма Оранского.

Клан Бруха стремился использовать борьбу смертных, завязавшуюся вокруг вопросов Реформации, чтобы расчистить себе путь во властные структуры: до сих пор почти все ключевые позиции занимали исключительно Вентру. Последовавший политический хаос, действительно, помог устранить нескольких смертных пешек, стремившихся сохранить верность Риму. Кроме того, Бруха атаковали Патрициев и напрямую, стараясь уничтожить нескольких видных членов клана соперников, но добились лишь того, что развязали в обществе Сородичей гражданскую войну, продолжавшуюся до конца XVI столетия. Религиозный разброд среди смертных стал отличным прикрытием для этих сражений, и множество прислужников той и другой стороны поглотило пламя. Погибло и немалое число Сородичей, но Вентру, хоть и были ослаблены, не утратили своего главенства и власти над Лондоном.

В 1588 году король Испании Филипп отправил огромную Армаду, задачей которой было вторгнуться в Англию и низложить “королеву-еретичку” Елизавету, которая, правда, была по совместительству его свояченицей. Английский флот измотал агрессоров, однако вряд ли способен был их победить. Митра же не собирался позволить испанцам в ряды которых, как он полагал, затесалось немало Ласомбра и Бруха захватить его владения. Что именно было сделано для того, чтобы нанести Армаде поражение, доподлинно неизвестно; тем не менее испанцы были вынуждены прекратить сражение в Английском канале и прокладывать себе путь вдоль берегов Шотландии, где их суда сильно пострадали от штормов. Однако появление в 1589 году в Лондоне небольшой капеллы Тремеров заставляет предположить, что Митра заключил с этими своими недругами некое подобие сделки. Тем не менее князь так и не оставил Колдунов в покое и в середине XVII столетия вновь изгнал их из города.

В правление Елизаветы I Англия сделала первые неуверенные шаги в основании заокеанских колоний в Северной Америке; но серьезные меры в этом направлении были предприняты позже, когда на троне уже сидел Яков I появилось поселение Плимут, куда прибыли “отцы-пилигримы” (правда, сам этот термин придуман уже в XIX веке). Мысль о новых землях далеко за океаном овладела умами многих молодых Сородичей, жаждущих обзавестись собственными владениями, однако условия путешествия девять недель взаперти на небольшом корабле отбивали охоту плыть за море у всех, кроме наиболее склонных к авантюрам.

Гражданская война между Бруха и Вентру мало изменила положение в столице, однако отвлекала внимание князя от проблем остальной страны, которые он перепоручил Герцогу Эмбер. Насколько сильно он был отвлечен и какой предательской на деле оказалась натура сенешаля стало ясно в 1603 году, когда после смерти Елизаветы правитель Шотландии Яков VI Стюарт был коронован как Яков I Английский. В одно мгновение основное влияние на монарха оказалось в руках клана Тореадор; эти эдинбургские вампиры стали “главной” силой среди каинитов объединенного государства, а Митру оттеснили на позиции поместного лорда. На счастье князя, Тореадор не привыкли манипулировать масштабными событиями мира смертных и потому не смогли толком извлечь пользу из своего переворота.Их упрямое стремление цепляться за монарха и его окружение значительно уменьшило их могущество, в особенности после гражданской войны. В ярости Митра отобрал у Эмбера пост сенешаля: связь того с Тореадор стала очевидной, и он едва сумел унести ноги. На его место князь выдвинул Валериуса военачальника Лондона со времен битвы при Барнете.

Весь мир – театр…

Эпоха Елизаветы принесла глубокие перемены профессии актеров, да и вообще всему театральному искусству. До того времени труппы лицедеев были либо бродячими командами мастеров, кочевавшими от трактиров до больших залов в замках, либо любителями, которые разыгрывали сценки для мелких дворян и знати. Появление стационарных театров (впервые это случилось в 1576 году) дало профессиональным актерам постоянное место для представлений и привлекло к их работам внимание зрителей самых разных сословий. Те, что победнее, стояли перед краем сцены (их называли “граундлинги”), а люди побогаче сидели на скамьях в окружавших сцену галереях или даже покупали себе отдельные ложи.

К концу XVI началу XVII века возникли уже несколько театров, и все они были широко известны: “Роуз” Филипа Хенслоу, “Лебедь” Фрэнсиса Лэнгли и “Глобус” братьев Ричарда и Катберта Бербеджей. Здания театров располагались на берегу Темзы, в Саутуорке. На их сценах ставились пьесы самых разных авторов Уильяма Шекспира, Кристофера Марлоу, Бена Джонсона. В каждом театре имелась актерская труппа с собственным названием: “Люди адмирала” в “Роузе” (позже они перешли в “Фортуну”), или, например, “Слуги Лорд-канцлера” в “Глобусе”. Как раз в последней команде актером и драматургом числился некий У. Шекспир.

Сочетание искусства театральных постановок и массового зрелища заинтересовала очень многих Сородичей, в особенности членов клана Тореадор и несмотря на трудности, связанные с посещением спектаклей (во времена Елизаветы основная часть представлений давалась днем, чтобы воспользоваться возможностью играть под открытым небом), многие из них стали патронами театрального искусства. Любители драматургии из числа нежити сделали Лондон центром подобных развлечений и помогли театрам набрать вес и уважение в последующие годы, в результате чего город стал не только столицей британского театрального искусства, но и мировым лидером в этой отрасли. Лондонский Вест-Энд стал знаменитым (правда, порой печально известным) своими театрами, многие из которых вполне заслуженно прослыли очагами распутства, и это пятно в конце концов легло и на всю профессию. Первый “современный” театр “Королевский” появился на Друри-лейн в 1663 году; он был открыт в викторианскую эпоху, существует и поныне, хотя несколько раз перестраивался. Со времени открытия театра и организации представлений в вечернее и ночное время, при искусственном свете, несколько Сородичей попытали свою судьбу, выходя на подмостки: иногда они играли честно, то есть просто читали свою роль, а иной раз нарушали Маскарад и применяли Дисциплины, чтобы усилить эффект от выступления. Князь, разумеется, желал бы контролировать подобные проступки, но все же дает Сородичам с драматической жилкой некоторую степень свободы. Многие смертные полагают актеров людьми со странностями, чем и объясняют всяческие причуды актеров-каинитов.

“Помним не зря пятый день ноября и заговор пороховой…”

В конце 1605 года группа английских католиков составила заговор с целью 5 ноября взорвать парламент, заодно уничтожив короля и его наследника. Эти фанатики, желавшие воспользоваться хаосом после убийства и захватить власть в стране, сумели тайно протащить в подвалы под Вестминстерским дворцом двадцать бочек пороха. Однако один из заговорщиков по имени Фрэнсис Трэшем, предупредил своего шурина члена парламента чтобы тот не посещал заседания в назначенный день; родственник же сообщил об этом властям. Другой предатель, некто Гай Фокс, был арестован в подвале возле бочек и выдал личности своих подельников. Несколько участников заговора были убиты при попытке бегства, а остальные схвачены и в январе 1606 года казнены. В том же месяце парламент утвердил дату 5 ноября как праздник благодарности за спасение монархии, с тех пор его отмечают фейерверками, кострами и сжиганием чучел заговорщиков. Раскрытый комплот также разжег антикатолические настроения в народе, следствием чего стало введение штрафов для тех, кто не желал посещать англиканские церковные службы. В итоге замысел католиков лишь усугубил их положение, хотя колебания между протестантизмом и католичеством досаждали английской короне еще многие годы.

Тореадор справлялись с выбором претендентов на английский трон из рук вон плохо. Яков I был деспотичным правителем: он свято верил в абсолютную власть короля и потому часто схлестывался с парламентом. Лишь исконное право последнего регулировать налоги сдерживало монарха, но он никогда не упускал шанса выступить и перед Палатой Лордов, и перед Палатой Общин с напоминанием о своих правах. Яков старался перехитрить парламент с помощью судебных тяжб и ухитрился тайком растратить почти всю казну, оставленную ему Елизаветой. С годами он становился все более рассеянным, и последние полтора года за него фактически правили наследный принц Чарльз и герцог Бэкингем. Правление самого Чарльза (который был коронован как Карл I в 1625 году) оказалось еще труднее. Этот покровитель искусств по своей натуре был застенчив и непредставителен (хотя портретисты ему безбожно льстили), к тому же ему недоставало политической сметки. Подобно отцу, он ненавидел парламент. Попытавшись в 1642 году арестовать нескольких членов парламента, Карл своими руками подготовил все для новой гражданской войны, известной как Английская революция.

Сражения этой войны шли не только днем, но и ночью, поскольку клан Вентру отчаянно стремился ослабить хватку Тореадор на браздах правления. Патриции в компании неожиданно присоединившихся к ним Бруха поддержали парламент, тогда как Мастеровые остались на стороне короля и его “кавалеров”. Когда Карл поднял свой штандарт в Ноттингеме, вампиры Тореадор, обитавшие в городе, встали подле него; свою поддержку монарху оказали и несколько других феодов каинитов. Лондона, который изначально взял сторону парламента, среди них не было. Первые попытки короля утвердиться в столице встретили отпор ополчения, в рядах которого было несколько Вентру: их задачей было отражать атаки прибывших с монархом Тореадор. Последующие десять лет позиции кланов оставались неизменными; было множество перегруппировок и незначительных продвижений, но в конце концов эффективные действия Патрициев позволили им возобладать над руководствующимися чувствами Мастеровыми. Армия нового образца, созданная с помощью Вентру и содержавшая в отрядах приличное число сторонников Валериуса и Митры, обеспечила сторонникам парламента решительное преимущество, а скромные победы роялистов в 1643 году были нивелированы в кампании 1645 года. Непосредственной опасности Лондону так и не обнаружилось. Когда же в 1647 году Карл попал в плен его предали шотландцы, которых он надеялся заманить под свои знамена казалось, войнам настал конец.

Как и во времена Войны Роз, все испортили внутриполитические дрязги. Армией овладело недоверие как к парламенту, так и к королю. Оливер Кромвель, член парламента от графства Хантингдон, вместе со своим зятем Генри Айртоном вызвались стать посредниками: они надеялись уговорить монарха провести требуемую парламентом конституционную реформу. Изначально Кромвель не желал королю ничего дурного, но после бегства Карла из Хэмптон-Корта переменил мнение и стал жестким противником его власти. Карлу удалось поднять несколько восстаний роялистов и организовать вторжение шотландского войска, однако эти его задумки провалились, и он вновь оказался в плену. После некоторых колебаний Кромвель согласился с необходимостью судебного процесса над королем и даже был в составе судейской коллегии. Карл отказался как-либо сотрудничать с парламентом, и Кромвель подписал ему смертный приговор. 30 января 1649 года монарх был обезглавлен на площади возле Банкетинг-Хауса в Вестминстере. Англия была объявлена республикой, а Кромвель возглавил правящий Совет; тем не менее прошло еще два года, прежде чем последние очаги роялистов прекратили сопротивление, а самые упорные пуританские группировки, такие, как “левеллеры” (стремившиеся уравнять меж собой богатых и бедных) были усмирены. Армия и парламент продолжали спорить по пустякам, и после пустых попыток найти общий язык Кромвель силой разогнал законодательное собрание. Он собственноручно собрал другой, меньший по численности парламент, но вскоре осознал и его развращенность. В 1653 году, распустив и это сборище, Кромвель провозгласил себя Лордом-Протектором. Он стал некоронованным правителем страны и возглавлял ее вплоть до своей смерти в 1658 году.

За время гражданской войны Маскарад несколько раз балансировал на краю пропасти, что вызвало значительный подъем числа судебных процессов над ведьмами. Несколько видных Сородичей исчезли в ходе конфликтов то ли погибли, то ли впали в оцепенение. Опасаясь последствий возможного разрушения Маскарада, Камарилья направила на острова нескольких наблюдателей, поскольку Внутренний Круг сомневался в благонадежности Митры, когда речь шла о защите их идеалов. Наш господин воспринял такой жест с возмущением, в особенности потому, что главной наблюдательницей (юстициаром) стала Виолетта Парижская, дитя князя французской столицы Франсуа Вийона, который тайно помогал роялистам-Тореадор. Однако харизматичная дама-юстициар сумела убедить Митру в необходимости отслеживания событий. Посредничество Виолетты в конце концов помогло примирить воюющих каинитов. Восстановление монархии в 1661 году с Карлом II на троне (так называемая “Реставрация Стюартов”)88 стала уступкой Мастеровым, поскольку статус Англии как конституционной монархии, где реальная власть находилась в руках парламента, отвечал требованиям Вентру. На несколько коротких лет в Лондоне воцарился мир, но полное согласие между всеми группировками не наступало до 1642 года, когда был заключен Дарэмский договор.

Одним из итогов Английской революции стало решение Митры править доменом, не принимая прямых советов от баронов. Многие повелители феодов примкнули к Тореадор и роялистам и оставались с ними последующие несколько десятилетий до окончания войны между Мастеровыми и Вентру по Дарэмскому договору, из-за чего на заседаниях совета царил полный кавардак. Бароны редко появлялись там лично или присылали своих представителей, а если это происходило, то участники были больше заняты борьбой друг с другом или подсиживанием князя, нежели официальной целью совместным управлением доменом Британии. В 1656 (в оригинале опечатка 1556) году князь распустил и Тайный Совет, и Большой Совет. Если все же Митра нуждался в совете со стороны в чем сам он сильно сомневался то спрашивал мнения сенешаля или круга самых приближенных каинитов, или же персонально у кого-то из баронов; князь более не собирал совещаний, обозвав их “толпой базарных баб”. Отдалившись от советчиков из феодов, Митра значительно усложнил себе задачу воздействия на них, и это отразилось в возросшей в последующие две сотни лет независимости доменов. В то же время князь, дав феодам больше свободы во внутренних вопросах, сбавил их желание бунтовать против Лондона. Город и его правители ослабели, но смогли уцелеть.

Чума, пожар и деньги

Обитатели Лондона в большинстве своем приветствовали возвращение монарха, однако общественное мнение о Кромвеле, которого поначалу считали отважным человеком, сделавшим Англию великой, резко изменилось в худшую сторону. В 1661 году его тело подняли из могилы в Вестминстерском аббатстве, повесили возле Тайберна, а после обезглавили. Отрубленную голову вздели на шест и выставили возле Вестминстерского дворца, где она и оставалась до самого конца правления Карла II.

Реставрация монархии стала не единственной масштабной переменой, случившейся в 1660-х годах. Год 1663-й начался для Сородичей города с потрясения: после встречи с новым бароном Уинчестера Митра провозгласил, что отныне главным языком общения при его дворе станет английский. Прежде он требовал, чтобы все деловые отношения в его домене велись на “цивилизованном наречии”, то есть на латыни. Язык римской империи останется одной из основ церемониала во владениях Митры вплоть до начала регентства Валериуса, однако лингвистический барьер, мешавший более молодым вампирам включаться в политическую игру феодов, был снят, и в дальнейшем она шла куда более активно.

Неожиданное возвращение Черной Смерти в 1665 году вдребезги разбило надежды, только-только забрезжившие после гражданских войн. Известны случаи, когда целые семьи заколачивали в собственных домах, обрекая на гибель в бесплодных попытках защитить город. К 1666 году, когда вспышка болезни утихла, умерли более ста тысяч лондонцев; потери среди Сородичей, оказались, правда, невелики всего несколько новообращенных каинитов. Смертные в распространении недуга винили крыс, путешествовавших на торговых судах. Митра, однако, считал иначе.

Князь и раньше подозревал клан Тремер в оказании помощи Тореадор в ходе Английской революции; теперь же он открыто обвинил их в том, что в Лондон вернулась чума (вместе с Последователями Сета, которые незадолго до того расплодились в городе). И тот, и другой клан были изгнаны из столицы под страхом Окончательной Смерти; нескольких упрямцев обеих линий крови, кто не внял предупреждениям, настигли шерифы. Но в 1666 году группа Сетитов вновь оказалась вовлечена в интриги, закрутившиеся вокруг редкого мистического документа. Тогда князь лично взялся за решение вопроса, уничтожив всех, кто был замешан в деле. События, последовавшие за этим, коренились, вероятно, в поступках смертных, но для Сородичей они обернулись адом на земле.

В предрассветные часы воскресенья, 2 сентября, на Паддинг-лейн начался пожар. Позже говорили, что огонь вспыхнул в доме королевского пекаря Фарринера, или в пристроенном хлеву. Власть имущие Сородичи утверждали иное: якобы первым пламя охватило расположенный неподалеку особняк клана Джованни. Может быть, возгорание стало результатом неудавшегося заклятия или какой-нибудь драки, а может, было осознанной попыткой уничтожить столицу. Как бы то ни было, итогом стал Большой лондонский пожар именно так он занесен в анналы истории, хоть был далеко не единственным за время существования города. Быстрое распространение огня обеспечило сочетание погодных условий не проливший ни капли дождя месяц август (из-за чего бревна стен и тростник крыш стали сухими) и восточный ветер, который раздувал пламя все сильнее. Пожар бушевал вплоть до среды, 6 сентября, и пожрал большую часть города к востоку от Феттер-лейн. Сгорело около 13 тысяч домов, включая многие из тех, что были выстроены на Лондонском мосту (хотя сама переправа уцелела), а также 89 церквей, в том числе и старый собор Святого Павла. Огонь удалось усмирить в основном благодаря использованию пороха с его помощью уничтожали здания, образуя противопожарные разрывы застройки. Бездомные горожане отправлялись в основном на болотистые равнины к северу от города; кое-кто бежал в Хэмпстед и Хайгейт или даже на юг от Темзы, в Саутуорк на территории, которые пламя пощадило. Считалось, что лишь шестеро смертных погибли в огне, и это было большой трагедией. Но для Сородичей настал конец света. Погибло почти двадцать вампиров одни сгорели и обратились в прах, лежа в дреме в своих логовах, другие были уничтожены своими же собратьями, поддавшимися Алому Ужасу. Еще несколько каинитов просто исчезли без следа: их то ли забрало пламя, то ли под прикрытием адского огня истребили враги.

Восстановление города началось практически сразу же; дело поручили архитекторам Кристоферу Рену, Джону Ивлину и Роберту Гуку, которые представили королю свои планы новой столицы за считанные дни. Ни один из грандиозных замыслов перестройки Лондона, подобной той, что барон Осман впоследствии совершит в Париже; тем не менее Рен и Гук все же оказались заняты в восстановительных работах: одному поручили создать новый собор Святого Павла с величественным куполом, другому надзор за возведением жилых домов. Гук, кстати, был известным ученым, членом Королевского общества и современником Исаака Ньютона, и интересовался самыми разными областями науки, от звезд и геометрии до эволюции и физики. И Гук, и Рен также попеременно работали над созданием монумента в память о пожаре, установленного в 1670-е годы. Он представляет собой колонну, поднимающуюся над землей на 205 футов (61,5 м), что делает его самой высокой свободно стоящей колонной в мире, а высота ее в точности соответствует расстоянию от ее подножия до места, где начался пожар. Монумент полый, и внутренняя лестница более чем в три сотни ступеней ведет на смотровую площадку, откуда открывается великолепный вид на город. Хотя доступ внутрь в ночное время закрыт, многие каиниты поднимаются наверх, чтобы обозреть свои владения.

Светочи Возрождения – Рен, Ньютон и Королевское общество

Пусть XVII век запомнился более всего Великим пожаром, вспышкой чумы и Английской революцией, но то было еще и время жизни и трудов величайших умов Британии, и в особенности Лондона. Многие годы эти ученые мужи жили в городе и распространяли знания через такие организации, как Королевское общество. Многие высокородные каиниты, заставшие те времена, утверждают, что лично знали Рена и Ньютона, но в действительности мало у кого знакомство было больше, чем шапочным. Агенты Митры и Валериуса втайне оберегали светил Возрождения, чтобы отвадить внешнее влияние: клан Вентру объявил Королевское общество своим доменом, к величайшей досаде прочих расположенных к науке Сородичей.

Кристофер Рен, в 1673 году жалованный рыцарством, более всего известен как создатель собора Святого Павла, купол которого стал символом города и в конце концов породил множество подражаний как в самой Британии, так и по всему миру например, Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге или Капитолий в Вашингтоне. Помимо должности главного архитектора, которую Рен занимал при Чарльзе II, Якове II, Вильгельме и Марии Оранских, он также был членом парламента от округа Старый Виндзор, савильским профессором астрономии в Оксфорде, а также стал одним из основателей Королевского общества и являлся его главой в начале 1680-х годов. Умер он в 1723 году в почтенном возрасте 90 лет.

Одним из современников Рена был Исаак Ньютон, известный физик и математик и , пожалуй, самый ученый человек XVII столетия. Помнят его, разумеется, в основном по закону всемирного тяготения и трем законам движения тел, однако он углубленно занимался еще и оптикой. Труд Ньютона “Математические начала натуральной философии” содержит множество теорем и формул и является одной из важнейших работ в современной науке. Занимая должность лукасовского профессора математики в Тринитиколледже, он стал родоначальником анализа и исчисления бесконечно малых величин, превзойдя в своих методах и решениях утраченные работы Архимеда. Ньютон также был хранителем Королевского монетного двора с 1696 года и президентом Лондонского Королевского общества с 1705 года эти должности он занимал вплоть до своей смерти в 1727 году.

Лондонское Королевское общество (или полностью: Лондонское Королевское общество по развитию знаний о науке и природе) было основано в 1660 году. Изначально оно представляло собой свободное объединение всех интересующихся наукой людей, но в 1662 году получило королевскую хартию, хотя монаршья поддержка была в основном формальной. Периодическое издание Общества, журнал “Философские преобразования”, объединял его членов и предоставлял им поле для свободного выражения идей. Репутация Общества росла; в него вошли Ньютон, Эдмонд Галлей и Фрэнсис Хоксби. С начала XVIII века Общество стало организовывать научные экспедиции, например, путешествие по Тихому океану Джеймса Кука. Оно также вручает самые разные награды, из которых самой престижной в Англии является медаль Копли за научные открытия, вручаемая ежегодно с 1709 года по завещанию сэра Годфри Копли. Членство в Обществе присуждается по рекомендации его действующих членов (или, как они сами себя называют, братьев). Первым (но никак не последним) членом Общества из числа Сородичей стал Стивен Голдкрест, избранный в 1747 году за достижения в исследованиях анатомии.

Смерть Карла II в 1685 году едва не ввергла Англию вновь в религиозную борьбу времен Тюдоров и почти что отбросила страну на столетие назад. Новый король брат покойного монарха Яков II был католиком и не пользовался любовью народа. Непосредственных противников его коронации успокоили с помощью договора со сторонниками англиканской церкви. Восстаний, правда, избежать не удалось, но Яков сумел подавить их, после чего занялся наращиванием численности армии, причем командование новыми подразделениями поручали исключительно офицерам-католикам. Это вызвало сильное негодование в парламенте, которое еще более возросло, когда король хитростью попытался обойти “Акт о присяге”, который как раз и ограничивал количество занимаемых католиками должностей. Изданная Яковом в 1687 году “Декларация о религиозной терпимости” отменяла все законодательные акты, принятые ранее против римских католиков и протестантов-диссентеров вероятно, это был шаг навстречу свободе вероисповедания. Сопротивление общества этим своим начинаниям король еще выдержал, однако его попытки реформировать отдельные элементы структуры власти, а также появившиеся в ноябре 1687 года слухи о беременности королевы то есть о перспективе появления наследника престола, воспитанного в католической вере переполнили чашу народного терпения.

Славная революция 1688 года увенчалась приглашением на британский трон голландского принца Виллема ван Оранье, изложенным от имени семи видных англичан. По-видимому, текст приглашения призывал Виллема поставить вопрос о законности рождения своего племянника (сам принц был женат на дочери Якова Марии). Однако этого не потребовалось: когда множество офицеров армии Якова, исповедующих протестантизм, перешли на сторону Виллема, король бежал. 13 февраля 1689 парламент предложил Виллему и Марии занять трон Англии. Яков, поддерживаемый французами, попытался вернуть себе власть позже в том же году; он высадился в Ирландии и был объявлен парламентом страны законным монархом. Вильгельм встретился с Яковом в битве на реке Бойн в июле 1690 года и разбил его армию эту битву до сих пор почитают на раздираемом распрями острове.

Политические игры Сородичей в значительной степени сказались на ходе Славной Революции: их главной целью было минимизировать ущерб организациям и учреждениям, находящимся под контролем вампиров. Предыдущий король был интересен Митре, так как в правление своего брата Карла II занимал должность Лорд-Адмирала и на этом посту спланировал и командовал захватом голландского поселения Новый Амстердам (который потом будет переименован в Нью-Йорк) но, став монархом, разочаровал князя Лондона. Затеяв одну из своих немногочисленных игр со смертными пешками, Митра поручил Валериусу подобрать более подходящего правителя, что сенешаль и проделал довольно быстро с помощью собственных марионеток из числа людей. Одна из них привлекла внимание самого Валериуса, и он, с одобрения князя, Обратил ее. Эта дама, Анна Боуэсли, в будущем взойдет к самым вершинам власти в политике лондонских Сородичей.

Конец XVII столетия ознаменовался еще и экономическим ростом. В 1675 году открылась Королевская биржа (позже ставшая еще и фондовой), а в 1680 году некто Ллойд в собственной городской кофейне стал предлагать услуги по страхованию. Но самым значимым событием в этой сфере стало учреждение Банка Англии, где накапливались средства государственной казны, направляемые на войну с Францией. Банк сыграет основную роль в финансировании еще одной войны с французами, веком позже, на этот раз поддержанной каинитами, преследовавшими собственные цели в общеевропейской драке.

Дарэмский договор

Гражданская война между кланами Вентру и Тореадор окончилась в 1693 году подписанием договора в Дарэме. Соглашение признавало существовавшее на тот момент положение дел, а именно главенство Патрициев в Лондоне и юго-восточной части страны и незавидную участь Мастеровых, вынужденных укрываться в своих шотландских твердынях. Договор не был заключен между двумя равными сторонами наоборот, он лишь гарантировал, что Тореадор не падут еще ниже; они получали Эдинбург в обмен на обещание не стремиться к захвату власти в Лондоне (кроме элизиумов). Более того, соглашение запрещало клану Мастеровых иметь дело с кланом Тремер ни ради помощи, ни ради поддержания любых своих интриг в столице.

Согласно положениям договора, любой вампир-Тореадор, пытающийся без дозволения на то князя создать собственный домен за пределами установленных в Лондоне территорий элизиума, нарушал установленный между кланами мир и подлежал изгнанию из города или, в исключительных случаях, подвергался Кровавой Охоте. Те члены клана, кто обитал в столице легально, фактически становились заложниками поведения своих эдинбургских собратьев (читай: своих сиров) и могли сложить головы, если бы те предприняли попытку подорвать власть Лондона. Взамен Вентру обязались не пытаться подчинить себе Сородичей Эдинбурга и отправили туда заложников, которые, в свою очередь, стали гарантией поступков Митры и его клана. Следить за исполнением договора в Лондоне поручено шерифам: они должны отслеживать каждого Тореадор в городе и разбираться со всяким, кто находится в городе без дозволения или пытается расширить свое влияние вопреки соглашению.

Многим Мастеровым договор, мягко говоря, не понравился, однако они понимали, что отказаться от него значит подвергнуть риску те немногие владения, что остались в их руках после гражданской войны. Почти все домены в Англии, на рубеже XVII столетия принадлежавшие Тореадор, оказались теперь под властью Вентру, Бруха или Малкавиан. Конечно, договор проверяли на прочность. Несколько раз на протяжении XVIII века реакционно настроенные Тореадор пытались обойти его, но и в наше бесценное время, в эпоху королевы Виктории, соглашение остается действительным, хоть его положения едва стоят пергамента, на котором он записан. Соблюдение договора во время регентства Валериуса отслеживалось не столь строго, и леди Анна столкнулась с трудной задачей восстановить исходное положение во всем городе.

Империя и регенты

Век восемнадцатый стал эпохой урезания расходов и развития как для смертных, так и для Сородичей. Он стал свидетелем вызовов, брошенных сложившемуся порядку в 1715 и 1745 годах предпринимались попытки вернуть на престол династию Стюартов, Джеймса по прозвищу Старый Претендент и Красавчика принца Чарли соответственно; в целом же это столетие оказалось отмечено усложнением структур монаршего двора и высшего общества. Лондон эпохи Просвещения был исключительно эффектным местом, примечательным ритуалами и обычаями, которые связывали его обитателей.

В 1733 году нехватка свободного пространства в городе привела к тому, что реку Флит, приток Темзы, а заодно с ней многие другие протоки в будущем центре Лондона завели под землю, создав пространную сеть трубопроводов под поверхностью. Вместе с системой канализации, расширенной позже, в XIX веке, они стали домом для растущей популяции каинитов клана Носферату, позволяя им незаметно перемещаться по всей столице. Индустриализация, пришедшая в Лондон во второй половине столетия, также оказала существенную помощь Сородичам, обеспечив их убежищами и заодно дав им возможность скрыть всевозможные раскопки. Именно в эти времена город впервые вырвался за пределы своих границ в эпоху римского владычества и Средних веков, да еще как: Лондон начал присоединять территории, называемые ныне Вест-Эндом, и поглощать деревушки вроде Ислингтона и Гринвича. Новые мосты в Вестминстере и Блэкфрайэрс стимулировали рост застройки берегов вниз по течению реки, в результате чего появились такие пригороды, как Ламбет и Вулворт.

В 1743 году произошло событие, названное “делом Резерфорда”, в результате которого Митра столкнулся с величайшей за все столетие проблемой (попытки Тореадор поддержать восстания якобитов он считал не более чем детскими играми): некто Чарльз Резерфорд открыл свою истинную сущность вампира собратьям по лондонской масонской ложе. Итогом такого вопиющего нарушения Маскарада стало формирование отряда охотников из числа масонов, который вступал в бои насмерть с посланцами князя еще добрые четверть века. То, что прорыв секретности не распространился дальше, было заслугой исключительно князя Митры: его молниеносная реакция да еще кампания, развернутая в среде смертных агентов, которая подорвала доверие к упомянутой ложе.

Тем временем политическое и экономическое влияние Британии распространялось по всему земному шару. В 1757 году Ост-Индская компания стала де-факто правительницей Индии после того, как Роберт Клайв одержал победу над навабом Бенгалии. Следствием этого стал огромный поток товаров и людей, хлынувший в Лондон с полуострова в конце XVIII начале XIX столетия, который придал городу дух космополитизма. Продажность чиновников компании привела к тому, что в ее дела в 1770-х годах вмешалось правительство: Индийский билль 1773 года учредил должность генерал-губернатора, в чьи обязанности входило отстаивание интересов Британии. Это, в свою очередь, вылилось в постепенное снижение прибылей компании. 1770-е годы принесли Британии колоссальные перемены: американская Война за независимость и беспрестанные конфликты с Испанией, Францией и Голландией понемногу подтачивали решимость правительства. Многие британцы симпатизировали колонистам, и Лондон, лишь недавно затмивший Амстердам на сцене мировой торговли, противился войне по чисто экономическим причинам: вооруженный конфликт мешал получать прибыль от сделок. Остальная страна, однако, полагала восстание против королевской власти едва ли не смертным грехом. Мало интересуясь заокеанскими колониями, Митра вовсе не обращал внимания на Америку; гораздо больше его заботили политические маневры, которые в 1783 году принесли Ирландии политическую независимость. Опасаясь общеевропейской войны (до которой оставалось совсем немного времени), Лондон постарался ослабить вожжи на своих близлежащих колониях, променяв полноту власти на гибкость отношений. Призывы к политическим и социальным реформам звучали и в самой стране, но кое-какие перемены имели весьма сильную отдачу. Послабление в антикатолическом законодательстве, выразившееся в принятом в 1778 году “Акте о папистах” привело к созданию Ассоциации протестантов, возглавляемой лордом Джорджем Гордоном. Сторонники Гордона в 1780 году подняли в Лондоне бунт, в ходе которого захватили и сожгли Ньюгейтскую тюрьму (это событие часто сравнивают со взятием Бастилии в ходе Французской революции). В беспорядках погибли трое Сородичей, и вину за это Митра возложил на анархов. Суровые меры в отношении вампиров-новичков продолжали применяться; теперь их сопровождали строгие требования к соблюдению ритуала Представления, и длилось это вплоть до начала регентства Валериуса в 1798 году.

В конце 1780-х годов нарастающее безумие короля Георга III стало очевидным фактом. Несмотря на то, что и раньше случалось, что на троне восседал полоумный монарх, именно сейчас Митра обратил пристальный взгляд на обитающих в городе Малкавиан. Лидер Безумцев (вернее, тот, кто был у них за лидера), отрицал любые подозрения в адрес клана, и расследование агентов князя это подтвердило. Однако попутно те выяснили, насколько глубоко в королевский дом запустили свои когти Тореадор в особенности в ближний круг наследного принца, теперь ставшего принцем-регентом, широко известным своим разгульным стилем жизни и склонностью к излишествам. Митра заподозрил Мастеровых если не в том, что они свели монарха с ума, то по меньшей мере в том, что воспользовались ситуацией. Князь распорядился, чтобы Тореадор придерживались положений Дарэмского договора и зареклись оказывать влияние на королевский двор. В 1795 году он пошел еще дальше, объявив все венценосное семейство своим личным доменом, и запретил всем прочим Сородичам как-либо воздействовать на его членов без его личного разрешения.

Французская Революция привела на острова, в особенности в Лондон, целую толпу беженцев; за смертными последовало немало Сородичей. Хоть между князьями двух столиц никогда не наблюдалось особого согласия, Митра предложил всем парижским вампирам убежище и приказал Валериусу устроить их наравне с коренными обитателями его феода. Вновь прибывшие в основном Тореадор, среди которых затесались несколько Бруха и Малкавиан не оценили жеста и попытались создать свои анклавы. Валериус держал удар, и ситуация полностью разрешилась только через несколько десятилетий.

Бунты якобитов

Низвержение Якова II не было принято в народе повсеместно, и различные группировки в Шотландии, Уэльсе и Франции то и дело пытались восстановить на троне династию Стюартов, поддерживая Джеймса Эдуарда (или Старого Претендента) и Чарлза Эдуарда (по прозвищу Красавчик принц Чарли), соответственно сына и внука Якова II. Сторонники Джеймса стали известны как “якобиты”, так как на латынь имя принца переводится как “Jacobus”. Клан Тореадор посчитал якобитов перспективными пешками и использовал их движение, чтобы укрепить собственные позиции и нанести ответный удар по клану Вентру. Восстания 1715 года (окончившееся битвой при Шерифмуре) и 1719 года (так называемое Восстание горцев) имели весьма слабые последствия, а Вентру по большей части проигнорировали Окончательную смерть нескольких своих заложников в Эдинбурге.

В бунте 1745 года и смертные, и каиниты принимали участие куда более осознанно и решительно. Чарльз Эдуард, одержав победу в битве при Престонпансе, деревне в области Лотиан, сумел подчинить себе Шотландию, однако его надежды на полномасштабное восстание в Англии не оправдались. Тем не менее он повел армию на юг и дошел до города Дерби, прежде чем был вынужден вернуться в Хайленд. В апреле 1746 года восстаниям якобитов пришел конец: их войска потерпели ужасающее поражение при Каллодене, возле города Инвернесс; остатки армии бежали или были казнены. Устав от бунтов, начавшихся с подачи Тореадор, Митра велел расправиться с несколькими видными заложниками клана в Лондоне. Это вызвало череду протестов из Эдинбурга, над которыми князь, помня о вероломстве самих Мастеровых тридцатью годами ранее, только посмеялся. В последующие годы состоялся повторный обмен заложниками, и отношения между двумя городами нормализовались, правда, Акт об Унии 1801 года поставил первенство Лондона вне сомнений.

Откуда явился князь?

В 1798 году Митра покинул город, отправившись, как всем казалось, в обыкновенное путешествие. В былые времена он уже поступал так, не появляясь в столице недели, месяцы, а порой даже годы; поэтому его отъезд не вызвал вопросов. Прибытие князя во Францию также было обыкновенным делом, так как в Средние Века он регулярно посещал и Великолепный Двор, и Двор Черного Креста. В январе 1799 года Митра встретился с Франсуа Вийоном, обсудив с ним недавние бурные события в Англии и Франции. Но затем князь попросту исчез.

Поначалу ходили россказни, что князь был убит агентами Шабаша: считалось, что секта как раз набирает силу во Франции. В следующее десятилетие появились слухи о том, что правитель Лондона объявлялся в Риме, Венеции и Стамбуле; в 1814 году нашлись очевидцы, которые поведали, что Митра гостил при дворе правителя Багдада из числа Аширра (мусульманской секты вампиров), и это были последние о нем сведения. Пошли шепотки о планах Валериуса прибрать домен к рукам. Сенешаль, однако, настаивал, что является лишь регентом при настоящем князе Лондона и вернет тому всю полноту власти по возвращении. Когда же наш господин действительно возвратился а произошло это только в 1885 году Валериус выполнил обещание, хоть Митра оказался совершенно недоволен результатами его трудов.

Но где же странствовал Митра? Бесспорно лишь то, что он посетил Восток, но оставался ли он там все время своего отсутствия неизвестно. По неподтвержденным слухам князя видели в Индии во время восстания сипаев в 1857 году, а также в Александрии, в Крыму и Санкт-Петербурге. Ходили даже сплетни, что Митра провел несколько лет в Австралии, но сам князь, услышав их, только посмеялся.

Рождение новой эпохи

К 1810 году король Георг III был уже совершенно не в состоянии править страной, и принц Уэльский, желавший в своей жизни одних лишь удовольствий, стал принцем-регентом. Несмотря на предупреждения двадцатилетней давности, группа вампиров-Тореадор в основном эмигранты из Франции попытались подчинить принца себе, расставив при дворе своих прислужников. Валериус на их усилия отреагировал жестко и сурово покарал нарушителей, стараясь таким образом предотвратить дальнейшие попытки кого бы то ни было из Сородичей манипулировать престолом империи. Действовал он безжалостно: зачинщик, пригвожденный колом, был оставлен дожидаться лучей солнца, остальные участники заговора были изгнаны из Лондона.

Войны, бушевавшие на континенте в начале XIX столетия, напрямую столицу практически не затрагивали, однако обязательства, взятые на себя Британской империей (в первую очередь в Испанской кампании, а позже еще и в Бельгии) вытягивали все соки из экономики страны. Власти опасались вторжения войск Наполеона и наращивали оборону островов, а Валериус тем временем предпринимал меры, призванные уменьшить влияние Шабаша на Двор Авалона. Главным действующим лицом в британских военных действиях стал Артур Уэлсли, первый герцог Веллингтон; он был популярен в народе и в 1828 году стал Премьер-министром (хотя и пробыл на этом посту лишь два года, покинув его из-за [неудачной] парламентской реформы). В 1834 году ему вновь предложили стать главой правительства после выборов, прошедших после восшествия на престол Вильгельма IV, однако он отказался в пользу Роберта Пиля, а сам возглавил министерство иностранных дел, а позже был “министром без портфеля”. Похоронив в 1831 году супругу, Уэлсли завел бурный, но сугубо платонический роман с дамой, некогда случайно встреченной им в заседании парламента. К удивлению многих, Анна Боуэсли так и не раскрыла своей подлинной природы Железному Герцогу (который позже заменил юной королеве Виктории отца), и, как поговаривают, горько оплакивала его смерть в 1852 году.

Появление в Лондоне в 1829 году Городской полицейской службы, созданной трудами Роберта Пиля, стало огромным шагом вперед в деле наведения законного порядка в городе; правда, Квадратная миля финансовый и деловой центр столицы сохранила собственные отряды охраны, что впоследствии стало причиной множества споров о юрисдикции.

Сородичи быстро оценили потенциал новой силовой структуры и стали внедряться в ее структуру. В течение нескольких лет Вентру (в первую очередь сам Валериус) и Бруха (под предводительством вампира по имени Роман Пендрагон) спорили за этот лакомый кусок, однако в конце концов Вентру одержали верх и к 1835 году установили над полицией свой исключительный домен. Оставалась прочным и влияние клана на парламент; этому не помешал даже большой пожар, уничтоживший все внутри, кроме Вестминстер-Холла, Ювелирной башни и капеллы Святого Стефана. Точная причина возгорания неясна, однако многие Сородичи леди Анна в том числе заподозрили в поджоге Шабаш, члены которого как раз устроили в городе очередную междоусобицу. Восстановление Вестминстерского дворца продолжалось до 1860 года, чем воспользовалась леди Анна; ее стараниями планировка подземной части здания была изменена, и это дало возможность обустроить там просторные покои для князя и убежище для себя самой под башней Святого Стефана (прозванной людьми “Биг Бен” за гулкий звук колокола в часах).

Поворотным моментом XIX столетия для смертных стал 1837 год, когда король Вильгельм IV умер, не оставив прямого наследника, и на трон взошла его племянница Виктория (при рождении в 1819 году нареченная Александриной Викторией). Короткое и не принятое народом регентство ее матери вовсе не предвещало долгого, длившегося 64 года, правления молодой королевы. Валериус, учитывая ее юный возраст, всерьез воспринял запрет Митры на любое взаимодействие Сородичей с монаршей фамилией и упорно работал, чтобы оградить Ее Величество от сверхъестественного влияния. Результаты усилий регента были двоякими. С одной стороны, он преуспел в достижении своей цели; с другой несколько приближенных Виктории узнали об играх каинитов во власть, особенно после того, как в 1840-х годах небольшая группа вампиров Шабаша попыталась повлиять на королеву через находящегося под влиянием Доминирования Лорда-камергера.

В Лондоне, хоть он и является городом Камарильи, всегда обитало значительное число вампиров Шабаша, а также независимых каинитов, и такое положение дел сохранялось до 1840-х годов. Самой многочисленной группировкой из не принадлежащих к Камарилье кланов могли похвастаться Равнос из-за тесной связи Британии с Индией. Кроме них, в городе устроили себе убежища несколько Сетитов (особенно много их стало после того, как Британия в 1882 году установила контроль над Египтом) правда, им здесь были рады куда меньше, чем Жуликам. Как центр мировой торговли, Лондон приютил также значительное число Джованни, однако после атак Шабаша, направленных на Первородных города и лично Валериуса клан Некромантов, заподозренный в соучастии, подвергся пристальному изучению. Эти нападения значительно ослабили силы шабашитов, а те, кто уцелел например, леди Астор из клана Ласомбра с тех пор трижды все обдумывали, прежде чем предпринимать прямые выпады против Камарильи.

Всемирная выставка 1851 года стала масштабным мероприятием, на котором демонстрировались работы со всей империи. Она стала событием для Сородичей в ничуть не меньшей мере, чем для людей: по ночам в самых разных уголках Лондона проходила своя, “тайная” экспозиция. Хрустальный дворец, возведенный в Гайдпарке, принимал несколько изящных суаре под покровительством леди Пенелопы Хоуп-Ланкастер из клана Тореадор, а Вентру организовали пышный бал в Сомерсет-Хаусе. После завершения выставки дворец был аккуратно разобран и перенесен на новое место на юг Лондона, в Сайднем, где и продолжает служить крупным объектом культуры. Коллекции, выставленные в нем, стали основой для Музея мануфактур в Кенсингтоне.

Над землей, под землей

В 1863 году в Лондоне открылась первая в мире подземная железная дорога, “Метрополитен Рейлуэй”, связавшая Бишопс-роуд в районе Паддингтон, на северо-востоке города, с расположенной на краю Квадратной мили Фаррингдон-стрит (в 1865 году ее продлили до Мургейта). Линия была построена “открытым”, траншейным способом (когда в вырытом рву возводится тоннель и все необходимое, а после готовую постройку засыпают землей), и по ее ходу на поверхности были проложены Мэрилебонроуд, Юстон-роуд и Фаррингдон-роуд. Все предприятие было задумано и исполнено смертными без всякой помощи вампиров, однако Сородичи вскоре осознали преимущества такого способа передвижения по городу и стали искать рычаги влияния на его развитие. Появились тайные отводки от тоннелей, связавшие метрополитен с обширной системой подземных ходов, уже существовавшей под Лондоном, что позволило каинитам быстрее и эффективнее путешествовать по столице.

Новые линии открылись в 1868 году “Дистрикт Рейлуэй” из Кенсингтона в Вестминстер и в 1870 году (это была недолго проработавшая канатная линия между лондонским Тауэром и Бермондси). В 1884 году продленная к югу железная дорога связала Вестминстер и Сити и вместе с объединенными “Метрополитен Рейлуэй” и “Дистрикт Рейлуэй” образовала кольцо, которое охватило Вест-Энд и Сити. Более глубокая (двадцать метров под землей) линия из Сити в Южный Лондон открылась в 1890 году; она сильно отличалась от расположенных близко к поверхности станций на севере столицы. Этот маршрут, соединивший Кинг-Уильям-стрит и Стоккуэлл, долго и упорно прокладывался сквозь грязь и камни под городом, а затем еще и под водами Темзы. Если “Метрополитен Рейлуэй” использовал для движения составов паровозы (по крайней мере, поначалу), то новая линия сразу строилась с расчетом на применение электрической сети. К исходу XIX столетия составилась основа Tube (“трубы”, как прозвали метро к 1890 году, хотя с 1908 года в ходу было еще и слово “подземка”). В период между 1907 и 1977 годами новые линии в центре Лондона не строились. С открытием и продлением Юбилейной линии в 2002 году протяженность тоннелей составила 253 мили, а вся система перевозила около трех миллиононв пассажиров в день.

Мало кто из смертных, однако, осознает, насколько на самом деле длинны тоннели под Лондоном. Множество Сородичей обустроили себе убежища в глубине земли, а кое-кто в основном, конечно же, Носферату проложили собственные, похожие на лабиринты, проходы, соединяющие меж собой их логова и позволяющие им бродить по городу, не попадаясь на любопытные глаза смертных. Но, разумеется, каиниты далеко не единственные обитатели тоннелей под поверхностью. Множество различных существ, умеющих менять свой облик, называют лабиринт под столицей своим домом, хотя его сеть не так обширна, как та, что простирается под Парижем. По большей части проходы, которыми пользуются перевертыши и Сородичи, не пересекаются, хотя представители обеих групп охотно пользуются плодами трудов смертных, и потому их встречи, пусть и редкие, происходят чаще, чем желали бы и те, и другие. Множатся и слухи о некоей сущности, угнездившейся глубоко под городом; в самых удаленных тоннелях исчез далеко не один вампир (обычно это приписывают нападениям крыс-оборотней, если кто-то вообще верит подобным слухам). Что это за темная тварь если она действительно существует, невзирая на все страхи и фантазии Сородичей неизвестно, однако высказывались предположения, что дело связано с головой Брана Благословенного.

В 1850-х 1860-х годах случился всплеск интереса ко всему оккультному, который сопровождался попытками клана Тремер усилить свое положение в Лондоне. Стояли ли Колдуны за возрождением мистицизма на самом деле или просто воспользовались ситуацией, неясно, однако же деятельность некоторых персон, например, личного медиума королевы Роберта Лиза, являла собой отличное прикрытие для вампиров клана (а также смертных магов). Самой известной организацией, возникшей в то время, был Герметический Орден Золотой Зари, основанный в 1888 году Сэмюэлем Мэтерсом в качестве ветви ордена розенкрейцеров и увязывавший свою деятельность с традициями гностиков, а также с ритуалами и обычаями Древнего Египта. Теософское общество, созданное в 1875 году в Нью-Йорке Генри Олкоттом и Еленой Блаватской (привезенное последней в Лондон в 1887 году), больше тяготело к обрядам спиритуалистов, перемешанным с различными идеями Востока. Были еще Национальная британская ассоциация спиритуалистов, основанная в 1873 году и известная позднее как Лондонский союз спиритуалистов, а также Общество психических исследований, созданное в 1882 году, целью которого было исследование соответствующих явлений точными научными методами и разоблачение мошенников в этой области (к числу которых члены организации относили и мадам Блаватскую). Куда меньше на слуху был Арканум, созданный в 1885 году Бенджамином Холмскрофтом исследователем традиций герметистов. Никто не знает точно, откуда этот человек берет информацию, однако он и его команда обладают поразительно точными сведениями о Сородичах и могут представлять собой серьезную угрозу для лондонских вампиров.

Все тот же 1885 год ознаменовался возвращением в столицу князя Митры, который, естественно, даже не подумал объясняться перед кем-либо за свое отсутствие. Зато Старец немедленно принялся исправлять все, что показалось ему ошибочным. Он сместил Валериуса с поста сенешаля, а на его место поставил леди Анну Боуэсли. Валериус, которого эта должность разочаровала еще во время выходок Шабаша, тем не менее разозлился на мнение повелителя и его безапелляционное решение, но не желал противостоять Митре лицом к лицу. Прочие обитатели Лондона оценили произошедшее без лишних слов и улизнули прежде, чем на их головы обрушился гнев князя. Самым видным из беглецов оказался Бруха Роман Пендрагон, который почти весь XIX век был шипом в аристократическом боку Вентру.

Отблески Геенны

Лето 1888 года началось довольно-таки спокойно, однако совершенное 31 августа ужаснувшее всех убийство заставило князя заподозрить присутствие в Ист-Энде оборотня. В последующие месяцы за Полли Николс последовали Энни Чепмэн (8 сентября), Лиз Страйд и Кэтрин Эддоус (30 сентября), а затем Мэри Келли (9 ноября). Точный выбор жертв нападений заставил Митру сбросить люпинов со счетов, а среди Сородичей даже Малкавианы не допустили бы столь вопиющего нарушения Маскарада. Виновными могли быть каиниты Шабаша или смертные маги, однако в конце концов князь пришел к выводу, что убийца (получивший прозвище Джек Потрошитель) не кто иной, как обезумевший человек. И все же эти кровавые преступления заставили Сородичей быть настороже: осенью 1888 года люди на улицах обращали внимание на тех, кто мог бы быть способен на убийство. Охотиться ради пищи, даже в некогда благополучном в этом отношении Ист-Энде, стало труднее. Многим вампирам летом и осенью того года было не по себе. Мысль о том, что где-то рядом бродит нечто более жестокое, чем они сами, давила на разум. Тот факт, что душегуб, по всей вероятности, являлся смертным, только усиливал это ощущение; многие Сородичи пытались держаться за свою Человечность, но если обычный человек способен зайти так далеко, то осталась ли надежда для каинитов?

Кто же был Джеком Потрошителем?

“Версии! Мы почти что заблудились в различных версиях так много их было…” (Инспектор Фредерик Эбберлайн, из интервью “Пэлл Мэлл газетт”, 1892 г.)

За годы были выдвинуты десятки теорий в отношении личности Джека Потрошителя, помещавшие его то на самый верх, то в самые низы общества. У каких-то из них находились подтверждающие их улики, другие целиком были выстроены на домыслах и предположениях. Ни одна из версий не выглядела абсолютно убедительной, и истина вряд ли когда-нибудь будет установлена, поскольку множество документов было утеряно или утрачено во времена Второй Мировой войны (сам этот факт многие авторы теорий заговоров используют как “доказательство” своей правоты дескать, таким образом власти заметают следы). Исчерпывающее исследование улик и свидетельств оставим посвященным исключительно данной теме работам Дональда Рамбелоу (“Полная история Джека Потрошителя”), Пола Бегга (“Джек Потрошитель: факты без цензуры”) или художественным произведениям по мотивам тех событий (вроде “Из ада” Алана Мура и Эдди Кэмпбелла). Ниже мы приводим краткую сводку основных подозреваемых для тех рассказчиков, кто не располагает доступом ко всему многообразию книг об таинственном убийце. Разумеется, поскольку речь у нас идет о Мире Тьмы, открываются еще несколько возможностей, лежащих далеко за гранью предположений как полиции, так и “потрошителе-ведов”. Книга “Ночи Лондона” не делает предположений ни в отношении личности душегуба, ни в отношении его мотивов, оставляя окончательный выбор на усмотрение рассказчика.

Монтегю Друитт. Адвокат и помощник школьного учителя, многими считается самой подходящей кандидатурой на роль Потрошителя. Отчет [констебля] Макнагтена гласит, что даже семья Друитта полагала его убийцей, а его самоубийство в декабре 1888 совпало с прекращением серии убийств, причисляемых к деяниям Дерзкого Джека. Друитт, помимо прочего, был поразительно похож внешне на “принца Эдди”, герцога Кларенса, что, по всей вероятности, стало основой для версии о “королевском сговоре” (см. ниже) или, как следует из повести “Из ада”, он сам стал жертвой ситуации.

Королевский заговор. На тему связи убийств, совершенных Потрошителем прямой или косвенной с августейшей фамилией имеется множество различных теорий. Однако все они сходятся на личности Альберта Виктора Кристиана Эдуарда, внука королевы Виктории, герцога Кларенса. По одной из версий, сам принц и был Джеком, или как минимум совершил первые нападения, но свидетельства его причастности были тщательно сокрыты полицией. Различные варианты теории вину за дальнейшие убийства возлагают на Уильяма Гулля, Джона Нетли или Уолтера Сикерта. Еще один поворот этой истории отражен в книге Стивена Найта и основан на информации, полученной от Сикерта: предположительно герцог Кларенс тайно женился на Энни Чапман, которая якобы (но не точно) оказалась католичкой. Впоследствии факт этого брака был использован Энни, Лиз, Полли и Мэри для шантажа, что и стало поводом для их убийства, чтобы замять дело. В играх по книге “Ночи Лондона” предполагается, что Уильям Гулль к этим событиям непричастен.

Уолтер Сикерт. Сикерт (через своего сына Джозефа) стал предполагаемым источником сведений, легших в основу версии Найта о “королевском заговоре”, но и сам он также являлся одним из подозреваемых по делу. Убедительных доказательств его вины не существует, однако многих интригует его картина “Шантаж, или миссис Баррет”: дело в том, что гражданского мужа Мэри Келли звали Джордж Барнет, и считалось, что на холсте изображена именно она, а имя написано с ошибкой случайно или умышленно.

Безумный врач. Характер повреждений на теле жертв убийцы, а также объем знаний, необходимых для того, чтобы быстро и аккуратно найти и извлечь внутренние органы, натолкнули коронеров на мысль о том, что Джек Потрошитель был врачом или по крайней мере студентоммедиком (а по некоторым предположениям, мясником или даже шойхетом забойщиком скота в иудаизме). В этой связи на первый план вышли имена Уильяма Гулля, Нила Крима и Александра Педаченко, правда, все эти версии имели одинаково малое правдоподобие. Одна из версий о безумном враче гласит, что Потрошитель был осмотрен группой своих коллег и по их рекомендации помещен в лечебницу для душевнобольных, где впоследствии и умер.

Масоны. Увечья, нанесенные жертвам, были похожи на ритуальные, а также надпись, обнаруженная позже на стене на Гоулстон-стрит, дали повод полагать, что в деле убийств замешано братство Вольных каменщиков (в надписи, появившейся после гибели Кэтрин Эддоус, присутствовал, по некоторым мнениям, масонский след). Тем не менее, общий стиль масонов их скрытность и таинственность играл на руку многим теоретикам-конспирологам, особенно тем, кто полагал, что в убийствах замешан сэр Чарлз Уоррен, комиссар городской полиции и известный масон.

Квартирант. Книга Мари Беллок Лаундз “Жилец” предлагает еще одну разгадку этой тайны: преступником могла быть безвредная во всех прочих отношениях и потому до сих пор не установленная личность. Творение Лаундз изначально было выдумкой, однако концепция безымянного убийцы, достаточно неприметного, чтобы не вызывая подозрений влиться в толпу обитателей трущоб Уайтчепела, весьма правдоподобна и достаточно стройна.

Сородичи. В рамках Мира Тьмы вампир вполне мог бы быть виновен в уайтчепельских убийствах например, обезумевший от крови Цимисх, помешанный Малкавиан или даже Тремер, искавший материал для своих ритуалов. Книга “Ночи Лондона” такой версии не предполагает, однако рассказчик в своей хронике волен изменить это.

Оборотни и другие перевертыши. Люпины обладают достаточной силой, чтобы совершить убийства, подобные произошедшим в Уайтчепеле. Но мало кто из них осмеливается забредать в самое сердце городской застройки, не говоря уже о гетто вроде Ист-Энда. Впрочем, другие, более экзотичные перевертыши чувствуют себя в атмосфере города куда комфортнее и их здесь много! но в их участии в убийствах мало смысла.

Маги. Из всех сверхъестественных фракций, действующих в рамках Мира Тьмы, маги были бы наиболее вероятными кандидатами на роль виновных в убийствах или причастных к ним; многие из них обладают необходимыми познаниями в медицине, а также силами, позволяющими подчинить себе и убить намеченную жертву. Возможно, убийства стали частью некоего оккультного ритуала и его автор все еще жив и подыскивает цель с более мощной кровью, например, Сородича…

Демоны. Нечто мрачное затаилось под мостовыми Лондона; вероятно, оно как-то связано с легендами о Бране Благословенном и способно представать в каком-либо обличье или даже завладевать телами других существ по мере надобности. В контексте книги “Ночи Лондона” подобное существо явно будет “богом из машины”, однако выход на сцену некой неизвестной доселе темной твари нельзя исключать из числа предположений.

Назначение Уильяма Гулля личным медиком королевы Виктории в 1887 году усилило защиту Ее Величества от сверхъестественных сил без малейших телодвижений со стороны князя. Доктор Гулль личность, окутанная тайной считался членом одного из масонских обществ, обладающим обширными познаниями в оккультизме, в том числе и о Сородичах. Где он черпал сведения о вампирах, неизвестно, однако медик объявил себя непоколебимым врагом всех, кто стремится манипулировать королевой, и поклялся использовать все свои силы и знания во имя ее защиты (не будучи осведомлен о соответствующих указах Митры). В 1890 году он даже сымитировал собственную смерть, чтобы скрыть свое присутствие подле Виктории и заставить недругов потерять след. Митра полагал уловки Гулля весьма забавными до тех пор, пока в 1897 году доктор не погиб понастоящему.

За несколько лет князь заново обустроился в Лондоне и принялся укреплять свои позиции в качестве правителя всей Британии. В ходе самой открытой своей операции за многие столетия Митра возглавил поход против безумного повелителя Южного Уэльса, Уильяма Билтмора, изгнав его, а после объединил его феод Дехейбарт с Глочестером, образовав новое владение, Северн. Такая демонстрация силы вызвала волну публичных покаяний других баронов-Сородичей, хотя многие из них продолжили плести направленные против повелителя интриги, а кое-кто внутри своих феодов даже именует себя княжеским титулом. Пожелает ли Митра разобраться с двуличностью этих господ, пока неизвестно.

26 мая 1897 года в свет вышла написанная в форме дневниковых заметок книга; она неожиданно стала весьма популярной среди смертных, которые и так упивались невероятными сказками про любовь, сверхъестественные явления и вампиров. Куда менее благосклонно произведение приняли Сородичи, узрев в нем плохо замаскированную историю кого-то из собратьев. Настоящего Дракулу воеводу Влада Цепеша обвинили в нарушении Маскарада, но поскольку он держался как вне Камарильи, так и вне Шабаша, с ним мало что могли поделать. Некоторые каиниты даже утверждали, что “откровения” Дракулы на самом деле укрепили Маскарад, преобразовав легенду в литературную традицию: людям и без того были известны разрозненные кусочки истины, однако с момента выхода книги они относились к подобной информации как к выдумкам “в стиле Брэма Стокера”. Другие же, наоборот, считали рукопись одним из предвестников Геенны, которая непременно настанет, если сообществу смертных удастся отделить факты от вымысла.

Вне зависимости от того, вылилось ли манипулирование Стокером, предпринятое Дракулой, во зло или во благо, опубликование книги ознаменовало конец эпохи Сородичей. Отныне мир знал о существовании вампиров, и от этого взаимоотношения каинитов и людей засияли новыми красками.